о.Александр Дьяченко. Наши дети.

А тот его знакомый продолжил заниматься наукой. Сперва он успешно защитил кандидатскую, потом и докторскую, стал профессором и заведующим лабораторией. 
Батюшка вспоминал, как у этого человека тяжело заболел старший сын, и как родители, в храме стоя на коленях, молились о его исцелении, а он ездил с ними в больницу причащать мальчика. Отец Георгий любил бывать дома у этих гостеприимных людей, потому был накоротке и со всеми детьми. И словно снег на голову сегодняшний разговор со старым приятелем:
- Батюшка, ты же знаешь, мы своих детей старались растить в самых лучших традициях. По воскресеньям мы всей семьёй в храме, вместе готовились к исповеди и причащались. Каждую неделю они у нас посещали воскресную школу. И вдруг на днях наш старшенький, сейчас ему семнадцать, заявляет нам с матерью:
«Всё, как только мне стукнет восемнадцать, в вашу церковь я больше не ногой»! Мы в ужасе, сыночек, что ты такое говоришь?! А он – мол, не хочу быть таким же неудачником, как мои родители. 
Какие же мы неудачники, сынок? Твой папа известный учёный, уважаемый человек, и мама, врач, каких ещё поискать, а ты говоришь – неудачники.
«Ну и что, что уважаемые, а квартирка у нас маленькая. И машина, вот что это за машина?! Позор один! Когда последний раз мы семьёй ездили отдыхать на море? Хотя бы в тот же Египет? На всё одна отговорка, у нас большая семья, мы вынуждены экономить, потому каждое лето и кукуем на даче». 
Батюшка, скажи, что делать, как нам поступать? Видим, что и остальные дети все на его стороне. Сделать вид, будто ничего не произошло и по-прежнему всем вместе ходить в храм на службы?
- Думаю, сейчас самое время оставить сына в покое. Он уже взрослый человек. Пускай сам решает, идти ему в церковь или нет. 
- Знаешь, мы с матерью подумали и пришли к единому мнению, до восемнадцати пускай ходит вместе с нами. За год много воды утечёт, может и образумится.
Перед самым храмом батюшка вспомнил, как на днях ещё один прихожанин жаловался на сына, снявшего крест и заявившего отцу: «Твой Христос мне только мешает. В моих делах я и без Бога обойдусь». 
С такими мыслями отец Георгий вошёл в храм и в удивлении остановился. 
Незнакомый мальчик лет восьми медленно движется по храму. В каждой руке у него большая горящая свеча. Он последовательно останавливается перед каждой иконой, кланяется и громко поёт: «Мати Божия Казанская, моли Бога о нас», или «Мати Божия Тихвинская, моли Бога о нас». Малыш ни разу не ошибся, он узнаёт каждый образ и каждого святого на нём изображённого. 
Мальчик с головой, покрытой копной светлых вьющихся волос, подходит к отцу Георгию и выдаёт с совершенно счастливым видом:
- Ты утром ушёл, а меня взяли на клирос, и я пел вместе со всеми.
Батюшка продолжает удивлённо рассматривать мальчика. Потом благословляет его и спрашивает:
- Радость моя, откуда ты здесь у нас?
- Меня зовут Артемий, я приехал из города Томска в гости к дедушке и бабушке. – И тут же рассказал, что дома у него в комнате на полу стоит большая игрушечная крепость. В этой крепости всё, как в настоящем городе, и улицы, и дома. Есть даже своя церковь. – Я сам построил эту церковь. Зачем? А как же?! Чтобы молиться. 
Каждый день я хожу в школу и не могу попасть в храм. Вот и построил для себя церковь в моём собственном городе за крепостной стеной. После школы я делаю уроки, а потом «иду в церковь». В моём городе в специальной клетке живут два хомяка. Из клетки по отдельному проходу они тоже идут в храм молиться. Я ложусь на пол и смотрю, что они там делают. Когда хомяки забираются в церковь, я начинаю петь: «Пресвятая Богородица, спаси нас»! А они в это время делают носиками, вот так, - и он показал батюшке, что в этот момент делают хомяки. – Это они так молятся. 
У меня над кроватью висят иконы. Много икон. А мои маленькие сёстры их уносят и прячут. 
Отец Георгий замечает пожилого человека. Он подходит к ним с мальчиком, кланяется батюшке и представляется:
- Я дедушка вот этого самого мальчика. Действительно, у него дома все стены увешаны иконами. Больше всего ему нравятся иконы Божией Матери, у него их штук сорок.
- Тридцать восемь, - уточнил мальчик. – Теперь уже тридцать девять, - и показал батюшке ещё одну икону. – Мне её бабушка Нина подарила, - и показал на одну из прихожанок, - у меня такой нет. 
Можно я перед службой ещё похожу попою, ладно? – и он отправился дальше с двумя зажжёнными свечами, останавливаясь перед очередной иконой, кланяясь и молясь. 
- Удивительный ребёнок, - сказал отец Георгий, таких я ещё не встречал.
- Я тоже, - ответил дедушка и, расчувствовавшись, вытер глаза ладонью.
В этот момент к отцу Георгию обратилась женщина, которая и просила его о встрече.
- Батюшка, он так уже полчаса ходит. И всё время поёт. А что, если это будущий святой? Ещё один преподобный Серафим или Сергий? К вам раньше попадали такие исключительные дети?
- Исключительные? Не помню. Хотя нет, был один. Мама его попросила, чтобы я взял его к себе в алтарники. Интересный был мальчик. Он ещё в двенадцать лет пошил себе облачения епископа, одевался и ходил так по квартире. Однажды он увидел у меня в шкафу склад из невостребованных «палиц». 
«Палица», это такой кусок ткани, скроенный в виде ромба. Является частью богослужебных одежд, которую священник получает в виде награды за многие годы служения у престола. Когда батюшка покупает для себя комплект облачений, то там обязательно будет и «палица», только носить её он чаще всего ещё не имеет права. Потому за ненадобностью они и складируются в каком-нибудь дальнем углу шкафа со священническими одеждами. 
Мальчик их увидел и выпросил одну «палицу» у отца Георгия, потом ещё одну, и ещё.
- Слушай, зачем тебе столько? – В ответ мальчик молчал и только загадочно улыбался.
Когда мальчик подрос, батюшка помог ему поступить в семинарию, но в семинарии юноше не понравилось, и он ушёл, так и не исполнив свою мечту стать епископом. Наверно для него это превратилось в затянувшуюся детскую игру. Вырос и понял, что хочет чего-то другого. 
- А я к вам со своей бедой. По нерадению и собственному маловерию не смогла вымолить родного мне человека, и он умер. Я всем говорила, Бог есть, и я упрошу Его, чтобы Он исцелил моего папу, и не смогла. Очень надеялась, что Господь явит чудо, и в результате все мои неверующие родственники покаются и придут в церковь. Теперь не знаю, как мне смотреть им в глаза.
- Вы очень любили вашего отца?
- на самом деле это был мой свёкор. Сейчас я вам всё расскажу. У меня за мою жизнь было трое пап. Мама, когда я была ещё совсем маленькая, осталась одна. Папа от нас ушёл, но вскоре она вышла за другого человека, выпивающего, но очень доброго и на удивление рукастого. Что угодно мог починить, знал и плотницкое дело, и кирпич умел класть. Хороший был человек. 
Только я знала, что на самом деле папа у меня другой. Хоть я и любила своего отчима, но родного папу, которого никогда не видела, продолжала любить ещё больше. Пунктик у меня такой появился, обязательно найти родного папочку и обнять его. Мне почему-то всегда казалось, что он по мне тоже скучает. Только что-то или кто-то мешают встретиться ему со мной. 
Стала расспрашивать у мамы, где живёт мой родной отец? А она ответила, что настоящий отец так со своей дочкой никогда не поступит, не уйдёт и не оставит семью без куска хлеба. Нечего, мол, тебе с ним встречаться. Недостоин он иметь такую любящую дочку. Тогда я принялась искать его тайком. Сегодня думаю, как сильно было моё желание найти отца. И мне, одиннадцатилетней девочке, удалось-таки раздобыть его адрес. 
Папа жил в областном центре, и однажды вместо того, чтобы идти в школу, я села в электричку и поехала к нему за сто километров от дома. Приехала, быстро разыскала улицу, на которой стояла его пятиэтажка. Поднялась на третий этаж и остановилась перед дверью с заветным номером. 
Нажала на кнопку звонка. Никто не отозвался. Я подумала, конечно, ведь в это время все ещё на работе. И вдруг зачем-то взяла и толкнула дверь рукой. Дверь оказалась незапертой и открылась сама собой, прямо как в сказке. И я вошла внутрь. Хожу. Никого. Заглянула на кухню, зашла в одну комнату, потом в другую и остановилась в изумлении. Я увидела человека, он лежал на кровати. Весь высохший, с заострившимся носом и глазами, провалившимися глубоко внутрь глазниц, покрытого жёлтой кожей черепа. 
Это был измождённый болезнью человек, но живой человек. Он смотрел на меня, сперва молча, а потом назвал по имени и прошептал:
- Правда ведь, это ты, дочка? Как хорошо, что ты пришла. Даже не представляешь, как мне хотелось найти тебя и попросить у тебя прощения. Последние годы я только об этом и думал, представлял себе, как встречусь с тобой и скажу: прости меня. 
На работе меня ударило током. Все удивлялись, как это я выжил. А я знаю, почему выжил, меня Бог пожалел. Он знал, что ты придёшь, и прежде, чем мне умереть, я смогу попросить у тебя прощения.
Прости меня, доченька.
Так первый и последний раз я встретилась со своим отцом. Ещё поняла, что жизнь однажды заканчивается, и родные люди оставляют тебя навсегда. После этой поездки к родному отцу, всю свою детскую любовь я обратила на отчима. Мне кажется, я даже маму так не любила, как его. Почему-то мне очень нужен был папа. Мы стали с ним не разлей вода. Он меня и вырастил и выучил. Всё самое сладкое доставалось мне, я благодарна ему бесконечно. 
Помните, как неожиданно для всех нас закончился Советский Союз, и началась полнейшая неразбериха. Предприятия закрывались, люди оставались без работы и средств к существованию. Народ опустился и запил. В эти дни заболел мой дорогой папа. У него случилась прободная язва, он очень страдал, а в больницу его положить отказались. Лишь один единственный заведующий терапевтическим отделением вышел к нам с мамой и сказал:
- Десять тысяч.
Для нас это были огромные деньги, но отец всё равно был дороже. Что-то продали, что-то суметь занять по соседям. Потому мой второй папочка умирал на больничной койке, получая обезболивающие препараты.
Вскоре я вышла замуж, у меня появилась собственная семья и ещё один папа, отец моего мужа. Такой же смиренный работяга, как и мой отчим, и такой же любитель выпить. Из всех моих родных я единственная, кто пришла в церковь. Остальные слышать не хотели о каком-то там Боге и тот факт, что я стала молиться, воспринимался ими как чудачество. Много лет я убеждала мою маму, свёкра и свекровь последовать моему примеру, но добилась только одного, папа в шутку стал называть меня «поповским агентом». Стоило только мне появиться в их доме, как неизменно раздавалось беззлобное:
- А, наш «поповский агент»! – И папа смеялся.
Время шло, дети подросли, мой третий папа незаметно состарился и очень тяжело заболел. Я смотрела на него и видела, как жизнь постепенно покидает его страдающее тело. Самое страшное в том, что он уходил без покаяния. Сам не понимая того, как это страшно. И кроме меня никто не мог ему помочь. Помогая ему, я думала и о себе. Желание иметь отца вспыхнуло снова. Я не хотела, чтобы он умирал.
Мои родные не верили Богу, и только чудо могло изменить их сознание. Тогда при всех я подошла к отцу и заявила: 
- Папа, обещаю тебе, ты будешь жить.
Для начала я решила его причастить. Но батюшка сказал, что придёт только в том случае, если сам больной захочет, чтобы его причастили. Пришлось упрашивать папу, чтобы тот согласился причаститься. Наверное, чтобы я от него отвязалась и оставила его в покое, он согласился. После причастия я надеялась, что папа изменится и начнёт молиться, а он всё не начинал. 
Зато после причастия у него появились боли. Болезнь прогрессировала, он часто температурил. Договариваясь с нашими верующими, возила папу на машине к Матронушке, и в соседний с нами мужской монастырь. В монастыре тамошний духовник посоветовал мне молиться великомученику и целителю Пантелеимону. Действительно, всякий раз, когда я читала акафист святому Пантелеимону, у папы падала температура. 
Однажды я отправилась в Москву на кладбище помолиться на могилке одного известного подвижника. Оказалось, что приехала как раз на день его праведной кончины. Народу съехалось превеликое множество. Чтобы подойти к самой могилке, мне пришлось отстоять очередь в четыре с половиной часа. Стою молюсь, чувствую кто-то до меня дотрагивается. Открываю глаза и вижу нищенку. Та протягивает ко мне ладошку и просит:
- Помоги, дочка, а я о тебе Богу помолюсь.
Подаю ей копеечку и прошу:
- Не за меня, ты за моего папу помолись, раба Божьего, и называю его по имени.
Она на небо глянула и стала что-то быстро шептать, потом замолчала и вдруг неожиданно вернула мне мои деньги.
- Нет. Господь не принимает мою молитву о твоём папе. Грешник он, хоть и причастился, а не покаялся. Скажи ему, пусть вспомнит о своих поступках, особенно в молодости. И она сама принялась перечислять его грехи. 
Вернувшись домой, снова убеждаю папу покаяться, и чувствую не понимает он меня. Я ему говорю: 
- Ну вот, смотри, у тебя дом самый обыкновенный, такой же, как у всех, а Петров вон какой домище себе отгрохал. Тебе тоже наверное такой же хочется? А у тебя его нет, и ты завидуешь Петрову. 
- Завидую? Так я же сам помогал ему этот дом строить. Хороший дом, мне за мою работу не стыдно. Пусть люди живут, мне это так даже и радостно. 
Или я ему: 
- Отец, ты всю жизнь водку пил! – А он в ответ:
- Не пил, а выпивал! А кто не пьёт? Так какой же это грех? 
Думаю, как же тебе объяснить, что такое грех? Батюшку пригласить? Так они у нас все молодые. Старик им может и не довериться. 
И догадалась. Попросила одного нашего прихожанина, они со свёкром схожего возраста, потолковать с ним по-свойски. Два мужика, должны же они друг с другом договориться. И действительно, после этого разговора отец стал всё больше задумываться, а вскоре сам попросил пригласить священника. 
Я потом ещё часто к нему батюшек приводила. По всем срокам свёкор должен был бы уже умереть, а он всё ещё жил и почти не испытывал болей. Хотя и исхудал очень, а потом стал частенько терять сознание. Он тихо угасал. Хотелось облегчить его страдания, а ещё теплилась надежда, правда, совсем маленькая, что отец поправиться. 
Пошла в больницу, просила помочь моему папе, положить его в терапию, но там запротестовали. Больной тяжёлый, не сегодня, так завтра умрёт, кому с таким охота возиться? 
Глотая слёзы, отправляюсь на выход, и слышу, окликает меня медсестра. Догнала и шепчет:
- Вы к доктору Иванову обратитесь, он поможет.
Нахожу доктора Иванова, вот тебе и дежавю – тот самый доктор, что согласился когда-то положить в больницу моего умирающего отчима. Словно и не было никаких двадцати пяти лет. Он только и сказал:
- Десять тысяч.
Подумать только, ничего не изменилось, всё те же десять тысяч. Я была ему так благодарна, что отдавая деньги, поцеловала ему руку. В этот момент он олицетворял для меня высшее милосердие. Пускай за деньги, но он единственный, кто всегда соглашался помочь. 
После смерти свёкра, и после его покаяния я теперь никого не осуждаю, ни врача этого, ни девушку, что стоит рядом с нами на трассе и курит в ожидании клиентов. Кто знает, как повернётся жизнь. Может, пройдёт лет десять, и мы с этим врачом и с этой девчонкой вместе будем молиться в одном храме. 
Перед смертью отец находился в коме и долгое время не приходил в сознание. Я вошла к нему в палату и попыталась с ним заговорить. Он тяжело дышал, не реагируя на мои слова. Он умирал. Я заплакала, ведь у меня ничего не получилось. Я не смогла отстоять отца и никому ничего не доказала. В отчаянии взяла с тумбочки икону великомученика и целителя Пантелеимона, перекрестила отца и всхлипнула:
- Прости меня, папочка, мне не удалось тебя спасти!
В этот момент икона выскользнула у меня из рук и упала отцу на грудь. А он открыл глаза и тихо, но внятно проговорил:
- Не плачь, дочка. Ты спасла меня. Ты ангел Божий, ты «агент целителя Пантелеимона». 
Когда мы его отпевали, и тело привезли в храм, я увидела, что руки у отца не сложены на груди, как у всех покойников, а лежат вдоль тела. Я снова заплакала, ну вот, и здесь всё никак у людей. Подхожу ко гробу и шепчу:
- Папа, как же ты теперь крест удержишь, и грамоту?
Беру его руки, а они уже закостенели и совсем не сгибаются. Я ещё пуще заревела, и вдруг чувствую, руки потеплели и начинают сгибаться. Сами сгибаются, и ложатся как им положено. 
Батюшка, я только спросить хочу. Почему мне не удалось его спасти? Я же так хотела, чтобы у меня был папа.

Женщина встаёт и уходит из храма. Она спешит, ей ещё нужно успеть на рейсовый автобус. Отец Георгий смотрит ей вслед и ловит себя на мысли, что, по-хорошему завидует этому человеку. Потому что он, несмотря на долгие годы священства, во многом так и остался всё тем же кандидатом естественных наук, по инерции поверяющим законами математики весь окружающий его мир, включая и самого Творца. Быть может, впервые он встретил человека, из обычных простецов, опровергающего любовью отточенную логику мысли, ломающего его стройную жизненную философию своим детским упованием на милосердие Божие. 
Она человек из другого мира, того мира, которому принадлежит и мальчик Артемий из далёкого сибирского города Томска, который в эту минуту стоял посередине храма и горько плакал. Свечи в его руках всё ещё горели. А он держал свечи и потому не мог вытереть стекающих по щекам слёз. 
- Что случилось, дружок? Тебя обидели?
- Нет, - всхлипывает мальчик. – Бабушка Нина учила меня петь «Богородица Дево, радуйся…», а у меня не получается. Так красиво, как у неё, нее получается.
- Не грусти, малыш, - улыбнулся батюшка и обнял мальчика Артемия, - время придёт, и ты непременно научишься.
Возвращаясь после службы домой, отец Георгий получил сообщение от дочери. Она писала:
«Папа, это я для тебя. Специально, чтобы ты улыбнулся. Гуляли сегодня с маленькой. Первый день, когда выглянуло солнце. Она взяла у меня телефон. Подносит себе к уху и кричит: «Иисус Христос! Это я, Полина! Иисус, спасибо Тебе за солнышко». 
- Иисус, - повторяет вслед за пятилетней девочкой отец Георгий, и улыбается, - спасибо Тебе за этот день.