Ольга Мамонова. Сказка о колоколе.

Посвящается сыну Дмитрию и племяннице Лизе.

В одном небольшом городе, где  крыши радуют своей рыжиной и в солнечную, и в пасмурную погоду жил-был  …один колокол. Он висел на колокольне старинного собора с пронзающим небо длинным носом шпиля. Утром колокол наблюдал, как солнце золотит мост и набережную, а ночью как луна серебрит камни мостовых и поседевшую от мрака черепицу. О, прекрасные крыши, воспетые криками котов и воркованием голубей! Вы, несомненно, были важными свидетелями жизни нашего колокола, а он не представлял своего существования без волны огненной изящной шевелюры на головах  каменных домиков, чем-то напоминающих своей основательностью белые грибы.

Колокол изучил все изгибы черепиц, оттенки их переливов при рассветах и закатах, но все же звонил колокол для людей, а именно их он почти не знал. Два раза в день к нему приходил степенный старик и, поглаживая морщинистой теплой рукой свою бороду, брался за веревку – тут колокол оживал. Его голос медленно разливался в воздухе, и с одинаковой скоростью проникал внутрь каменных стен домов бургомистра и землекопа. Звон перелетал  реку, покрывал заливные луга и лесные опушки.

Колокол же сосредоточенно думал только о человеческих ушах, об их открытых раковинах или закрытых наглухо перепонках. Он звал к самой радостной встрече.  Многие слышали его: кто-то отзывался шарканьем  калош по мостовой, кто-то подпрыгивал в маленьких новых туфельках, не замечая луж, кто-то чинно оставлял следы ботинок с узкими носами на ступенях собора. Горожане шли на голос колокола и хорошо его знали. По утрам он будил, днем собирал, а вечером умиротворял. Старики слышали в нем вечность, молодые призыв, а дети защиту. Сам же колокол щедро распевал радостную весть, не жалея своих литых рёбер и большого языка. Он брал высокую ноту без фальши – ведь его голос стал голосом совести целого города.

Однажды старый звонарь привел на колокольню своих внуков Иштвина и Элизабет. Иштвину нравилось быстро подниматься по винтовой лестнице, сердце его учащенно билось от стремительного подьема и набираемой с каждым шагом высоты, а Лизи шла медленно, как будто проверяя на прочность каждую ступеньку. Лесенка приветствовала лизины башмачки чок-цок, чок-цок. Камни восхищались поступью маленькой ножки, а башмачки с почтением отвечали на приветствие высоких ступеней цок-чок, цок-чок.

Когда брат с сестрой поднялись на самый верх колокольни, то сердца их как будто расширились: в них вошли все крыши, трубы и флюгера родного города, а также площадь с ратушей и узкая речушка с мостиком. Лизи боялась взглянуть вниз, у нее кружилась голова, и она с помощью надежной руки деда мелкими шагами добралась до большого колокола. Девочка тронула его своими пальчиками, и колоколу впервые стало стыдно за свою грузность и серьёзный тон. Ах, рассыпаться бы тысячью маленьких веселых колокольчиков, чтобы соответствовать лизиному высокому голоску. Горожане слушали его, внимали ему и склоняли перед ним головы. Теперь же глубокая душа колокола открыла для себя простую мысль: в маленькой руке девочки есть слабость и нежность, которая прочнее сплавов его металла. Колоколу показалось, что еще немного и его язык расплавится от новых переживаний. Иштвин тоже взволновал дух почтенного колокола: руки юноши были послабее, чем у деда, но решительность и расторопность, с одной стороны, осторожность и учтивость, с другой, показали, что рукам Иштвина вполне можно доверять. А как же иначе, ведь мальчик родился в семье потомственных звонарей. Сегодня он первый раз будет звонить вместе с дедом, и его рука, перекрестившись, потянулась к веревке. Бом…Первый удар колокола оглушил мальчика и наполнил через край вселенским неземным звуком. Теперь Иштвин уже часть колокола, его радостного призывающего звона. И так будет каждый день много-много лет.

Иштвин был счастлив, он с младенчества мечтал звонить в колокол. Его пьянила высота и свобода. Юноша мог остаться наедине с развивающимся в воздухе кружевом звука, и в то же время весь город был у него на ладони. Это новое ощущение наполняло восторгом душу. Элизабет же напугал громкий удар, похожий на оглушающий раскат грома, и она поспешила спуститься с колокольни. Спускаться было еще страшнее, чем подниматься. Девочка не слышала, как ветер, бережно разнося звук, играет на черепице, словно пианист перебирает клавиши рояля, и не видела, как ласточки, не боясь сильного звука, пытаются заглянуть ей в лицо. Лизи смотрела на множество каменных ступенек и слышала только звук своих башмачков. Страх гнал ее по длинной улице к дому, из которого струился запах бабушкиных плюшек.

Элизабет была бабушкиной любимицей. Внучка отвечала тем же, казалось, она  знает каждую морщинку на мягких бабушкиных руках. Лизи звонко целовала бабушкины щеки и крепко обнимала за шею. Внучка заворожено открывала  шкатулку с белоснежной пряжей и подолгу рассматривала сплетенные бабушкиными волшебными пальцами кружева салфеток. А бабушкин запах! Это и лавандовое мыло, и мята, и корица с ванилью. Бабушка была великолепна в своем сером платье с узором из синих фиалок. Радостно было ощущать ее теплое дыхание на своей макушке и  чувствовать взгляд родных добрых глаз, которые часто не замечали, как стремительно исчезают конфеты из вазочки и во сколько надо ложиться спать. Бабушку никто не мог превзойти в рассказывании историй и выпечке плюшек с корицей.

И вот бабушка заболела. Она все чаще стала откладывать рукоделие и замирать в своем кресле, будто глядела куда-то далеко вперед. Бабушка еще старалась печь вкусные пироги и крахмалить чепцы, но силы будто оставляли ее, и она все чаще открывала старинную книгу и шептала слова молитвы.

Однажды бабушка позвала Лизи и завела разговор: «Внученька, я скоро отправлюсь в дальнее путешествие. Пока я пойду туда одна. Там буду строить большой дом для тебя и Иштвина. Мне надо будет самой изготовить много кирпичей, научиться делать раствор для них. Сначала я залью фундамент, затем выложу стены, покрою кровлю. Побелю дом изнутри и обставлю все комнаты мебелью. Затем сотку много половиков, скатертей и салфеток. На это уйдет много времени. Только потом я позову тебя. Всегда помни, что я тружусь не покладая рук. И когда будешь слышать очередной удар колокола, знай, это я положила еще один кирпич или сплела еще одну салфетку. Колокол будет говорить тебе, что наша встреча приближается. Ты полюбишь голос колокола, как любишь мой голос. Главное, чтоб никакие другие шумы не заглушали в твоем сердце это звучание и чтоб твои ножки никогда не забывали дорогу к храму. Когда-то настанет особый праздничный день, тогда ты отправишься навстречу ко мне. Тебе придется пройти длинный путь, но я выйду навстречу  с ярким светильником, наполненным до краев маслом, и это облегчит трудный путь. Я буду ждать тебя на пороге построенного дома, и мы уже не расстанемся.

Когда бабушка произнесла последние слова, обняв Элизабет крепко-крепко, раздался удар соборного колокола. Бом…бом…бом…И первый раз Лизи расслышала в его голосе торжественную и щемящую сердце новость, что вечной разлуки никогда-никогда не будет…