Иван Александров. О советской армии.

Несколько лет назад мы познакомились с митрофорным протоиереем Глебом Смородиным. Батюшка много лет служит в областном центре одной из Северо-Кавказских епархий. Мы ездим в этот город регулярно каждый год проведать родственников. И как положено православным, ходим по воскресеньям в храм, и иногда в тот, в котором о. Глеб служит.

Как-то незаметно отношения с заслуженным священником стали дружескими. Он узнал, что мы из Москвы и попросил помочь с организацией духовного вечера, посвященного памяти святителя Тихона Патриарха Всероссийского. Мы сделали в Москве распечатку большой иконы святого-исповедника и с группой других материалов отправили на Кавказ.

Тихоновский Вечер прошел успешно, все потом его долго вспоминали, а распечатанная икона Патриарха Тихона в рамке и под стеклом заняла свое место среди святынь храма, где настоятельствует о. Глеб.

Вот и весной 2018 года мы приехали в южный город, и снова оказались на службе у протоиерея Глеба. После службы подошли благословиться у старца, вспомнили, что в этом году 100-летие начала активной борьбы безбожной власти с Русской Православной Церковью. Вспоминали расстрелянных кубанских и донских казаков, разграбление храмов, говорили об убийстве большевиками Царя Николая Александровича, царевича Алексия и всей Царской семьи и их верных слуг. И слово за слово о. Глеб начал рассказывать историю из своей давней молодости, которая начиналась в Екатеринбурге (тогда именовавшемся Свердловском). Вот, что рассказал батюшка Глеб:

«В 1961 году меня призвали в советскую армию. А я тогда уже учился в Духовной семинарии… В тот год никому из семинаристов, годных к службе, отсрочку от призыва в армию не дали. Мне даже закончить курс не позволили, видимо специальное распоряжение вышло, всех семинаристов подгрести в армию – «на перековку». Тогда Хрущев очень хотел в светлое будущее без людей верующих отправиться, и на Русскую Церковь начали нажимать со всех возможных сторон… Вот и я попал под раздачу.

Сначала меня направили в учебку в Екатеринбург, тогда Свердловск. Ротный  у нас был хороший мужик, совестливый. Было дело, мы шли маршем по городу мимо кирпичного двухэтажного дома, а он нам на него рукой показал и говорит: « В этом доме расстреляли Царя Николая II».

Вот не могу сказать, что с сожалением он это сказал, скорее только чтобы нам такую историческую справку дать и памятный Ипатьевский дом обозначить.

Учебка закончилась и нас перевели по частям. Меня оставили там же, в Екатеринбурге. Вот тут и начались у меня искушения…

Очень въедливый, или лучше сказать вредный, политрук оказался в части, в которую меня определили. Конечно, личное дело солдата-срочника, находящегося в академическом отпуске, семинариста Глеба Смородина наше  командование читало, а может и инструкции или распоряжения «сверху» насчет меня какие были. В общем, достаточно скоро после моего появления в казарме, начались мои армейские мытарства: как отбой - политрук меня лично поднимает и ведет в красный уголок на политбеседу. И там 2-3 часа рассказывает о том, что Бога нет: приводит научные доказательства Его отсутствия, читает Карла Маркса, цитаты Ленина и других вождей то по памяти, то по конспекту шпарит… Короче, склоняет к отказу от Веры Православной и «возвращении в строй советского народа - строителя коммунизма». Я стоял на этих беседах твердо: «Нет!, говорю, - я человек верующий, в Конституции СССР декларирована «свобода совести»… Трудиться на благо Родины буду, а от Православной Церкви не откажусь!»

Соответственно, после этих практически ежесуточных «всенощных бдений» длительность моего сна существенно сократилась, а остальных положенных по армейскому распорядку дня занятий и трудов, никто сокращать не собирался.

Прожил я так месяц, после чего на одном из утренних разводов, после особо усердной ночной политобработки, у меня носом пошла кровь и меня прямо с плаца отправили в санчасть. Доктора определили нервное и физическое истощение, и доложили об этом командованию.

Просто так, ситуацию отпустить не могли. Стало ясно, что методы, применяемые действующим армейским политруководством, для исправления упрямого солдата-богомольца, мало отличаются от методов недавней памяти НКВД по борьбе с контр-революционными попами. А главное, результатов не дают, и надо предпринимать что-то другое.

А что? В итоге из-за меня даже партийное собрание собирали. Как мне рассказывали, спор на нем был большой и громкий. В итоге большая часть офицеров-коммунистов на этом собрании выступила за меня и против продолжения практики «ночных политагитаций». Постановили, что таким образом, действовать неправильно, не по-советски. А скорее побоялись, что совсем уморят бойца, а это разборки и проблемы для всей части.

Через пару дней вызвали меня к командирам. Они дали мне уже напечатанную на машинке бумагу, в которой написано, что я, Глеб Смородин, бывший семинарист, отказываюсь от своих христианских убеждений, признаю их ошибочность и прочее… Говорят мне, только в одном месте подпиши, а дальше мы этому документу сами законный ход обеспечим и всем будет хорошо… Ты спокойно дослужишь у нас, и дальше после демобилизации будешь жить еще лучше, чем жил прежде…

Я отказался, несмотря на все уговоры и угрозы. Тогда меня предупредили: «Пеняй на себя, мы переводим тебя в другую часть, где служба в разы тяжелее и климат плохой». Я ответил: «Переводите», а про себя подумал: «На все воля Божия!»

Не прошло и недели, как меня отправили в Красноярский край в инженерно-понтонный отряд. Видимо цель была закинуть меня подальше от глаз начальства и проверяющих.

Служба и обстановка на новом месте  среди леса у большой реки действительно отличались от городской части в Свердловске. Но тем не менее, прижился я и в этом подразделении. С требованиями отказаться от Бога ко мне больше не приставали, хотя все знали, что я православный верующий. Армейские задачи, которые мы выполняли, были физически более изматывающие, но ко всему можно привыкнуть. А дальше как говорится: солдат спит – служба идет. И стал я, снова как водится у военнослужащих срочной службы: считать дни до возвращения домой.

Но на этом мои православные армейские приключения не закончились.

Однажды дали нам увольнительную в ближайший город на сутки. И ранним утром в воскресенье, наша группа солдат благополучно добралась до райцентра - местного очага культуры. А дальше мы все разошлись: кто пошел в кино, кто пива попить, а я увидел Церковь – и прямиком туда. Зашел, а там служба готовится, монахини на клиросе книги перебирают, ноты перелистывают. Я к ним, разрешите почитать на службе и удостоверение семинариста 4 курса показываю… Они немного с недоверием, но разрешили. Потом пришел настоятель, и с ним познакомились… Я почитал Часы, потом в алтаре помог… Так мы хорошо отслужили, прямо на душе радость пасхальная…

Отец-настоятель после службы меня пригласил домой, и мы на автобусе поехали к нему на другой конец городка. По дороге хорошо по-доброму разговаривали, я о армейской службе и семинарской учебе рассказывал, он – о своей церкви и людях, которые в нее ходят…

Приехали. Матушка самовар поставила, помолились, сели за стол. Угощали на славу: борщ, котлеты домашние с гречневой кашей… И когда уже стали чай наливать в чашки - в дверь стук… «Откройте! … Военный патруль!» - я сразу понял, это за мной. Открыли дверь, а там действительно военный патруль: старшина и два солдата. Я предъявил увольнительное удостоверение, а патрульные, особо его не смотря и не слушая хозяев, сразу меня вытащили на улицу и в машину с решеткой посадили…

Покрутившись по городу, автомобиль остановился у железнодорожной станции, где военная комендатура была, меня привели к дежурному, а тот сразу спрашивает: «Ну-ка дыхни?». Я дыхнул, он ничего не учуял, и попросил выдох повторить… Дальше интересуется: «Водку пил?» Я честно отвечаю: «Нет, не пил. Вообще спиртного не пил. Только борщ ел, даже чаю выпить не успел…»

Тот, приказывает бойцам: «Везите его на гауптвахту, там разберемся!». А мне говорит: «Ты арестован за нарушение режима!»

Пока там документы какие-то собирали, меня на улицу вывели, стоим машину ждем…

«Делать нечего, придется снова участвовать в этих глупых разбирательствах», - подумал я.

Но все решилось милостью Божией еще проще. В комендатуру возвращался другой армейский патруль, во главе которого был лейтенант из нашей части. Он увидел меня – узнал. Спросил, что случилось. Я вкратце рассказал. Он удивился, поскольку среди нарушителей режима никогда не значился, и пошел внутрь комендатуры.

Подошла машина, меня опять посадили за решетчатое окошко, но дальше никакого действия не происходило… Машина стоит, я в ней сижу, клетчатое небо рассматриваю… и все.

Через полчаса, вышел наш офицер и дежурный, который угрюмо велел меня из машины выпустить.

А мой старший сослуживец отвел меня до станции и сказал: «Чтобы духу твоего в городе не было через 5 минут… С ближайшим автобусом отправляйся в расположение части».

Я попытался выяснить, у него, отчего был весь этот сыр-бор… А он мне отвечает: «В комендатуру поступил анонимный телефонный звонок, что солдат со священником от церкви в дом батюшки на автобусе поехали. А дальше вызвали патруль  и приказали тебя арестовать. Они думали, что ты пьяный будешь, а ты трезвый оказался… И придраться не к чему… Так что быстро в часть, и больше здесь не появляйся!»

Так до сих пор и не знаю, кто на меня донес. Но несколько часов арестованным побыл.

В часть я добрался оперативно, а в увольнительную сходить больше не получилось. Скоро срочная служба закончилась, и я уехал домой. А потом восстановился на свой 4 курс Духовной семинарии.

А в 1966 году после женитьбы меня рукоположили в диакона, а потом довольно быстро во иерея… Вот так и закончилась эта история.

Меня тут некоторые за святого считают… Но какой я святой? Так обычный старый батюшка, хоть и в красивой позолоченной шапке…»

Мы слушали отца Глеба и думали, как хорошо, что Господь своих праведников везде поддерживает и не покидает, посылая им испытания Веры, но одновременно посылает хороших и добрых людей, которые помогают эти испытания благополучно преодолеть. Слава Богу за все!