Священник Александр Дьяченко. Почти сказка про деда, бабу и курочку Рябу...

Священник Александр Дьяченко написал цикл рассказов о пандемии коронавируса, которая так неожиданно ворвалась в нашу жизнь год назад, многое перевернув в ней и нас самих заставив многое переосмыслить. Все истории «Хроник…» – реальные. Публикуем очередную из них.

Жили были дед и баба. Так и тянет продолжить: «И была у них курочка Ряба». Была! И не одна «курочка Ряба», а с десяток кур-несушек во главе с красавцем петухом. Нужно добавить, что жили они в многоквартирном доме, а кур держали на даче, благо что находилась та дача недалеко от их дома. И была у них внучка. Почему была? Есть внучка. Хорошая девчонка. Живет отдельно от старшего поколения вдвоем с выпивающей мамой. Учится, работает, иногда бывает в храме. Жалеет маму и не забывает стариков. А Жучка, Жучка-то имеется? А как же! Куда при собственном хозяйстве и без Жучки? Только участок земли в шесть соток с летним домиком, банькой, курятником и теплицами охранял не какой-нибудь там безродный Шарик, а красавец Дик, кобель овчарки восточноевропейской породы.

Много лет прожили вместе дед с бабкой. Детей успели похоронить. Жили долго, но несчастливо и между собой не ладили. Одна только внучка их и связывала. Под конец жизни совсем старики разругались. А всё как получилось? Решил дед, что будет он яйца, что несла курочка ряба и остальные куры-несушки, собирать и москвичам-дачникам на рынке продавать. А бабка сама любила каждое утро на завтрак по паре яиц съедать. Вот и нашла у них коса на камень. Сперва они просто между собой ругались, а потом дед, совершив рейдерский захват, высоченным забором обнес хозяйство вместе с курами и собакой, а ключ от калитки, повесив себе на шею, носил вместо крестика. И бабке с тех пор выделял на день не больше одного яйца. Сказать, что дед будто бы дискриминировал супругу, будет неверно. Поскольку сам он тоже позволял себе съедать только одно яйцо. Остальное уходило на продажу.

Бабушка ходила в храм на службы, молилась о живых и поминала усопших, дед тем временем занимался хозяйством и всё прикидывал, как перестроит курятник и расширит производственную базу. Старик был по натуре человеком скаредным, но не злым, потому старушка терпела своего «бизнесмена» и прощала его причуды.

Так и продолжали бы жить два некогда близких человека, в старости ставших друг другу чужими, если бы не посетила наши места неведомая прежде коронавирусная инфекция. Бабушка заболела первой. Оно и неудивительно. Много лет она боролась за жизнь своих непутевых детей. Молилась о них, лечила, нянькой выхаживала в больницах. Износилось материнское сердце.

Не знаю, кто вызвал «Скорую помощь» к тяжело заболевшей старушке. Не знаю, почему она вообще к ней приехала, поскольку заболела бабка в самый неподходящий момент – в разгар первой инфекционной волны. Врачи, те и сами лежали вповалку, из уцелевших сотрудников «Скорой помощи» сформировали единственный способный осуществлять выезды экипаж, он ее и госпитализировал. Привез в районную больницу, приспособленную под лечение ковидных больных.

Принимающий врач показал старушке рукой на лестницу и велел подниматься на второй этаж. Единственное, на что она еще была способна, так это встать на коленки и, цепляясь руками за поручни, карабкаться вверх по ступенькам. Что она и сделала. Тогда сильный молодой парень, фельдшер «Скорой помощи», взял бабку на руки и занес ее на второй этаж.

Он каждый день и не один раз в течение дня привозил в этот центр больных людей. Это была его ежедневная рутинная работа. Помогать больному после того, как сдал его на попечение врачей ковидного центра, не входило в обязанности парня, но он взял и занес. А бабушка даже не помнит его лица, потому что вместо него видела лишь маску и очки с запотевшими стеклами.

Бабушку приняли и немедля отправили в реанимацию. Ее первое впечатление от больницы: как стало легко дышать, когда ей на лицо надели кислородную маску. Дней десять спустя бабушка ощущала себя уже настолько уверенно, что принялась намекать: пора бы ей отправляться домой, – но болезнь вновь дала о себе знать. Снова она лежала в палате интенсивной терапии, испытывая чувство вины перед врачами. Ведь как радовались они ее стабильным показателям и хорошему самочувствию – и вот, подвела. Теперь весь их труд насмарку!

Здесь же в реанимации рядом с ней лежала женщина, за жизнь которой врачи реально бились уже второй месяц. Всё это время она была подключена к аппарату искусственной вентиляции легких. Наша бабушка с удивлением смотрела на то, с каким ликованием встречали медики известие о том, что такая тяжелая пациентка наконец начала самостоятельно принимать пищу. Дети той женщины варили для мамы легкие супчики. С помощью блендера превращали содержимое в кашицу и в таком виде передавали в палату. Для того чтобы по ошибке не накормить больную уже просроченной едой, на каждой баночке указывалась дата приготовления. Однажды больная, разглядев дату на этикетке, поняла, что находится в палате уже больше месяца. «Козы! Мои козы! У меня две козы в запуске, козлята вот-вот должны появиться, а я в больнице прохлаждаюсь! Доктор, отпустите меня, – умоляла та женщина, – я вам любые деньги заплачу, только отпустите! Вы даже не представляете, что это за козы! Им же цены нет!» Пришлось делать успокоительный укол и убеждать человека, что с его козами всё в порядке. Мол, дети бывают в больнице фактически каждый день, передают банки с едой и докладывают и о козах, и о кроликах, и даже о курочках с утками. На первый раз вроде как уговорили.

А вот «курочке Рябе» не повезло. Померла курочка, как и все остальные куры, что жили в курятнике на участке, захваченном предприимчивым дедушкой. Все десять и погибли во главе с красавцем петухом. Хорошо еще, что Дик выжил. А получилось всё вот как.

Две недели спустя после того, как заболела бабка, свалился и дед. Привезли его в центр по звонку соседей по даче. Собака выла, явно голодная. Решили проверить. Кинули овчарке через забор еды, та накинулась на нее с жадностью. Тогда соседи прикинули, когда последний раз видели деда, обеспокоились и подняли тревогу. Вызвали внучку, у той оказался ключ от квартиры, где жили дед с бабкой. Короче, повезло старику: успели спасти. А куры, оставшись без еды, расклевали друг дружку. Деда, как был с ключом на шее, так с ключом его в больницу и отвезли. Внучке запасного ключа от хитрого замка на калитке найти не удалось, потому, чтобы кормить Дика, она приспособила лестницу и всякий раз лазила к собаке через забор.

О том, что деда тоже привезли в больницу лечиться, бабка узнала совершенно случайно. Как узнала, пошла на него поглядеть. Увидев его изможденное небритое лицо, всплакнула от жалости и принялась за дедом ухаживать. А как по-другому? Хоть и вредный, а всё ж таки свой. Столько лет вместе прожили. Кто его еще пожалеет?.. Всё время, пока старик находился в тяжелом состоянии, бабка за ним ходила. Так совместными усилиями медиков и самоотверженной старушки удалось поставить деда на ноги.

Узнали дед с бабкой о печальной участи «курочки Рябы». Расстроились, конечно, даже поплакали. Дед было захандрил, но тот факт, что Дик выжил и внучка всё это время продолжает кормить собаку, его порадовал. И он перестал хандрить. С бабкой они помирились, хотя никогда официально не ссорились. Но всё равно помирились. И дед сказал: «Как-то живем мы с тобой не по-родственному. Это неправильно. Больше такого не будет. Вернемся домой, снова купим себе курочек. Обещаю. С того дня, как куры начнут нестись, уже не по одному, а как ты любишь – по два яйца на день, – буду тебе выделять». Сказал и сам умилился такой своей щедрости.

Вспоминала бабка еще одну свою соседку по палате. Большая женщина, сильная и абсолютно неверующая. Складывалось впечатление, будто эту женщину обидели православные священники. Причем обидели все и одновременно. О Церкви и о Боге человек даже слышать не мог. Как увидит, что бабка начала молиться, так немедленно поднимает соседку на смех:

«Дался тебе этот Бог! Вот что ты всё время молишься? Я сразу тебе скажу: Бога нет! А ты говоришь, что Он есть. И какая между нами разница? Я заболела и две недели валяюсь в больнице на койке, и ты здесь же со мною рядом, хоть и верующая. Если бы Он был, этот твой Бог, то я лежала бы здесь, а ты бы – блаженствовала у себя на даче».

Эту женщину раздражало всё: и иконки, что стояли на прикроватной тумбочке у бабки и у других больных, и их пожелания друг другу: «Помоги тебе Господь!» А как от нее доставалось священникам, как она их ругала, как обличала! По ее словам выходило, что нет на земле людей хуже, чем распроклятые попы – лентяи и кровопийцы. Она, соседка эта, женщина сильная и непреклонная, а бабка маленькая и слабая. Голос у бабки тихий и дрожащий, а у той не голос, а труба. Потому даже молилась старушка тайком от грозной соседки.

«Однажды, – рассказывала бабка, – лежу, как обычно молюсь, накрывшись с головой одеялом. Боюсь насмешек соседки. И вдруг слышу ее возмущенный рев: “Да что же это такое! Даже сюда они пролезли, эти негодяи. На, любуйся на своих попов… Чтоб все они сквозь землю провалились!” И швыряет в меня толстой газетой-еженедельником. Читаю название: “Моя семья”. Открываю наугад и вижу рядом с напечатанным в газете рассказом фотографию нашего отца-настоятеля. От неожиданности я даже расплакалась. Прижала к груди газету: “Батюшка родненький! Какое счастье тебя увидеть здесь, лежа в ковидном отделении”».

Сперва выписался из больницы дедушка, потом и бабушка приехала. Еще совсем-совсем слабенькая пришла в храм на Причастие. Причастилась, после отпуста подошла взять благословение, а священник неожиданно вручил ей богослужебную Богородичную просфору. Умилившись, отошла бабка в сторону и остановилась возле Голгофы, рядом с которой стоял канунный столик, куда молящиеся ставят свечи об упокоении усопших.

Надо заметить, что, когда бабушка еще лежала в больнице, в соседнюю с ними палату привезли молодого человека с обширным воспалением легких. С каждым днем его положение становилось всё хуже. И только когда оно стало уже совсем критичным, родственники побежали в церковь и тут вспомнили, что их близкий – некрещеный. И что еще до болезни он изъявлял желание креститься, но не собрался. Что делать? Поздно вечером связались с одним из священников. Тот подсказал, как можно, находясь в закрытой для посещения «красной зоне», любому православному христианину – будь то врач, медсестра или даже просто кто-нибудь из больных – самому, без священника, окрестить умирающего. Утром следующего дня родственники собрались идти в ковидный центр передать в палату бутылку со святой водой. Не успели его крестить: ночью молодой человек умер.

Бабка зажгла свечу на подсвечнике и, не зная, как ей молиться об умершем некрещеном человеке, просто вспоминала его лицо и просила Бога о милосердии.

В эту минуту в храм вместе с мамой зашла маленькая девочка лет четырех. Она медленно шла вдоль иконостаса, с интересом разглядывая иконы и людей рядом с ними. И почему-то больше прочих ее внимание привлекла старушка, стоящая рядом с Голгофой. Девочка подошла к ней и начала смотреть на нее во все глаза. Бабка заметила кроху, оторвалась от молитвы и также принялась рассматривать ее с умилением. Какое-то время они, не отрываясь, всматривались друг в друга, а потом девочка вдруг опустилась на колени и положила перед старушкой земной поклон, поднялась с колен и снова уставилась на бабулю.

Та достала Богородичную просфору, только что полученную от батюшки, и отдала ее малышке.

Свидетелем этого безмолвного общения был лишь стоящий на амвоне священник. В этот момент к нему кто-то обратился, а когда батюшка вновь повернулся в сторону Голгофы, рядом с ней уже никого не было.

https://pravoslavie.ru/138384.html