Петр Давыдов. Огурцовский суд Линча.

Святки в северной деревне. Снегу полно, холод, солнце, волки с лосями да кабанами и зайцами – всё как надо. Настроение у людей приподнятое, а у кого и проказливое. «У кого» – так это у детей. На всякие шутки пускаются, всякое выкаблучивают. Минус тридцать – ничуть не помеха для веселой прогулки. Это если в школу, то призадумаешься, а погулять-порезвиться – милое дело. И до того детская ватага дорадовалась, что, перестав чувствовать границы приличий, забралась на крышу чьей-то бани и ну в трубу опилки с корой швырять. Усердно так запихивали, что не заметили, как бдительная Фаина Огурцова появилась и всю их честную компанию определила. Тут и соседи подоспели.

Для деревни – происшествие, конечно. Самый настоящий случай, о котором будут говорить на кухнях пару месяцев, если другой не подоспеет. Но деревня у нас спокойная, пьянство, слава Богу, не в почете, поэтому достанется проказникам на орехи, это уж точно.

Стоят, рассуждают, что делать. Дети носы повесили, вину свою осознамши. И вот тут случилось самое неприятное, гораздо хуже засоренной трубы: одна соседка пошла звонить в полицию – в местное подразделение по делам несовершеннолетних. «А пусть, – говорит, – их на учет возьмут. Пусть с ними полиция разбирается и с родителями ихними. Надо, так и суд пусть будет». Причем говорит совершенно серьезно, шутить баба не умеет напрочь. Ведь и правда позвонит! Дело для ребят точно нешуточное: если ввяжется ПДН, вся эта «ювеналка», то своим пристальным контролем они семьям проходу не дадут. Бывали случаи, порассказывали городские дачники. Мы смотрим друг на друга и на уходящую звонить в полицию тетку с недоумением, а то и страхом. Про детей и говорить нечего – кто-то заревел.

Спасла всё дело Фаина Огурцова:

– Эт-та, вернись-ко сюда, – спокойно так говорит.

Ослушаться Фаину просто невозможно, голос поэтому она никогда не повышает. Ну, почти. Тетка судебная вернулась.

– Вот ты мне скажи: это твоя баня или моя? Моя. Труба, выходит, тоже моя – мне ее Колькя ставил. Дак ты чего засуетилась-то, голуба? Свои-то дети чем занимаются, непонятно – хоть кто слово сказал, а чужих, значит, так, да? Звонить ты никуда не будешь. А и позвонишь, так в «Скорую», потому как иначе я те пятак-от поправлю – как раз в ведро поместится.

Мы от души расхохотались, от сердца отлегло. Виноватые дети хлюпали носами. Тут Фаина повернулась к ним:

– Кто зачинщик, не спрашиваю – всё равно не скажете, и правильно сделаете. Но чтобы через час труба была чистая. Щас ключ принесу от бани: работать будете.

Когда Огурцова явилась с ключом, на месте уже были отцы провинившихся детей с видом, мало отличавшимся от угрюмого потомства.

– Э-э нет! – заявила бабка Фаина. – Работать будут те, кто трубу засорил. А то нашлись тоже: я, мол, нагадил, а ты, папаня, убирай. Я те дам! Дай-ко им щетку, трос, лопату с совком сами найдут. Начали.

А ведь можно было довести дело до ПДН, до полиции со всеми разборками. Можно было испоганить отношения с семьями нашаливших ребят. Превратить жизнь этих семей в ад. Всего-то нужно было сказать: «Пусть полиция разбирается».Мы разошлись. Нужды в проверке качества работы не было: дети взялись за работу с азартом, с желанием исправить последствия своей шалости. Самая правдивая в мире деревенская сарафанная почта донесла, что после трудотерапии, которую Фаина обеспечила сорванцам, баня блистала и светилась, а тяга в трубе стала лучшей в округе. Огурцова детям даже шоколадку подарила: «Дак чего, работали же».

Но Фаина предпочла осуждению рассуждение. И очень доброе, надо сказать, рассуждение. Которого, мне кажется, так часто нам не хватает.