Радость

В то утро настоятель Михаила-Архангельского храма села Угрюмиха отец Филипп очень волновался. Но это было не то привычное волнение в ожидании какого-то важного для тебя решения. В его ожидании не было страха, наоборот, от него так сладко щемило в груди. Всё потому, что днём к ним в Угрюмиху должен пожаловать Серёга, любимый батюшкин внук. Они не виделись уже несколько месяцев, и очень друг по другу соскучились.
А тут такая отличная оказия, Серёгины родители собрались на зимние каникулы в Австрию покататься на лыжах. Поскольку присутствие семилетнего ребёнка не укладывалось в формат поездки, то встал вопрос, где мальчик с котом Барсиком проведут ближайшие десять дней. Среди друзей и родственников был объявлен конкурс желающих приютить у себя Серёгу, его победителем и стал отец иеромонах. У остальных имелись собственные планы на Новый год и прилагающиеся к нему рождественские каникулы. Потому Угрюмиха оказалась вне конкуренции.
Отец иеромонах Новый год праздновал очень давно, в той далёкой прошлой жизни, когда ещё была жива жена, а их дети были маленькими. Потом всей семьёй они пришли в церковь и праздновали уже Рождество Христово, но по привычке не оставляли и Новый год.
Дома традиционно ставили ёлочку и украшали старинными, перешедшими в наследство от родителей, игрушками.
Теперь, когда дети выросли, а батюшка остался один, Новый год перестал для него быть чем-то значащим и превратился в некую исходную точку временного отсчёта. Поздно вечером 31 декабря он служил молебен мученику Вонифатию и просил святого заступиться в эту ночь за не в меру разгулявшихся сельчан. Чтобы никто из них не помер от водки и не учинил по пьяному делу какой-нибудь беды.
В январе числа с четвёртого в храме начинали ставить большую красивую ёлку. И хоть в храмах ёлки украшать не принято, тем не менее, украшали. Старался отец Филипп порадовать ребятишек большими разноцветными шарами и замечательной светящейся восьмиконечной звездой. Эти игрушки к ним в Угрюмиху, аж из самого Санкт-Петербурга, прислал один знакомый мастер по украшению огромных городских искусственных елей в благодарность Богу за исцеление своего сыночка. Ну как не повесить на ёлку такие игрушки?
В сам праздник Рождества, уже после ночной литургии, храм наполнялся множеством маленьких детей. Батюшка, как мог, рассказывал им об этом великом и немного грустном празднике, читал над малышами молитву и кропил их святой водичкой. Клиросные исполняли весёлые рождественские колядки, а потом уже детки рассказывали священнику стишки или пели ему свои песенки. Всё это называлось, сделать подарок маленькому Христу.
Отец Филипп каждого выступающего ставил на специальную табуреточку и подставлял к его губам микрофон. И пока ребёнок произносил стишок, батюшке в другую руку уже вкладывалась какая-нибудь игрушка, книжка или шоколадка. А чтобы дитя, не дай бог, не соскользнуло со скамейки, батюшка щекой легонько упирался ему в спинку.
Поначалу он даже не обращал внимания, на какие-то странные ритмичные звуки, что в этот момент начинали раздаваться у него в ухе. Точно маленький молоточек быстро-быстро бьёт по крошечной наковальне. Потом прислушался и понял, он слышит как стучит маленькое детское сердце. А стучит оно совсем не так, как у нас, людей взрослых. Мы привыкли, что у нас это: «Тук---Тук---Тук…», а у детей – «тук-тук-тук-тук-тук…».
Отец Филипп слушал их биение, умилялся и благоговел. Сердце, не простой орган, в нём сокрыта тайна жизни. И ещё, где-то там в нём обитает душа. В Свой великий праздник Господь позволял и батюшке прикоснуться к этой великой тайне.

Серёга прибыл в Угрюмиху, вооружённый большим чёрным пистолетом. Барсика привезли в специальной клетке с внушительным запасом китикета и прочих кошачьих деликатесов.
- А это зачем, - поинтересовался батюшка, - указывая на продолговатый полиэтиленовый ящик. – Кошачий туалет? Зачем кошаку в деревне туалет? Да и харчи эти ваши сухие ни к чему, у нас здесь настоящие мыши водятся, пускай побегает, поохотится.
- Дед, ты просто не в теме. Наш кот на улицу не выходит. И мышей Барсик боится, он вообще, всего боится.
Со своим пистолетом маленький Серёжка почти не расставался. Даже в постель они укладывались сразу все вместе: малыш, Барсик и пистолет.
- Мне его сам Дед Мороз на Новый год подарил. Надо же тебя, дед, от волков охранять. А Барсику он подарил банку зелёных оливок. Наш кот боится мышей и очень любит оливки.
Когда в храме начали устанавливать ёлку, Серёга недоумевал, что опять встречаем Новый год? Прихожане в ответ улыбались и рассказывали гостю из столицы о празднике Рождества Христова и маленьком Мальчике, который очень скоро придёт в этот мир.
- Дед, все говорят, что через несколько дней придёт маленький Христос. А как это Он придёт? Я Его увижу?
- Вполне может быть, и встретишься и даже пообщаешься с Ним, - загадочно улыбается отец Филипп. – Всё, брат, зависит только от тебя. Знаешь, у меня есть одна удивительная история. Мне её подарила девочка, которая однажды в Рождественскую ночь встретилась с Христом. После той встречи прошло много лет, а она её помнила всю свою жизнь, и записала, когда уже сама стала бабушкой. Я тебе её сейчас прочитаю.
Батюшка, усадив внука поудобнее в кресло, взял откуда-то с полки тонкую школьную тетрадку и стал читать:

«Мне сейчас уже много лет, а ту Рождественскую ночь я помню до сих пор. Тогда шёл трудный 1937 год. Нашу церковь к тому времени уже закрыли. Я была совсем маленькая. В эту Рождественскую ночь мне исполнялось пять лет.
Накануне Рождества Христова у нас в доме готовились к этому, такому удивительно прекрасному и таинственному празднику. Мама пекла здобнушки и пирожки, и всё складывала в большую корзину. В избе стоял такой манящий аппетитный запах, от которого кружилась голова, а в животе что-то урчало. Я ходила кругами возле корзины, но мама сказала, что всему своё время, и что младенец Иисус ещё не родился, а поэтому кушать скоромное нельзя.
Отец тоже постарался разменять бумажные деньги на мелочь, по 20 и 10 копеек, и даже по пятаку. Он ссыпал их все в тарелку и сказал, что славельщиков Христа будет много, а одарить нужно всех и здобнушками и денежкой, пусть хоть и маленькой, но всё равно радостно.
На всех улицах села детвора тоже готовилась к встрече Христа. Около каждого дома лежали охапки соломы или сена. Дети, несмотря на тридцати пяти градусный мороз и ветхую одежонку, носились по улицам, перебрасывались словами. Спорили у кого больше сена и соломы заготовлено. В воздухе стоял приятный гул детских голосов и скрип хрустящего под ногами снега. Деревья, как заворожённые, тихо стояли под снежными шапками и белыми пуховыми платками. Небо всё было усыпано мириадами золотых звёзд, а мы всё старались отыскать Вифлиемскую звезду и страшно боялись, что вдруг волхвы не увидят её и не успеют поздравить младенца и Его Мать, и не отдадут Ему гостинцы.
Мороз к ночи крепчал. Ноги в худых валенках и руки стыли от холода, но никто не обращал на это внимания и не собирался уходить домой. Две мои старшие сестры тоже стояли наготове возле большой охапки соломы, наготове были и спички. До полуночи ещё было время, но домой никто не уходил.
Тут мама позвала меня домой. Она мне дала узелок со здобнушками и пирожками, и велела отнести это Стешёнке с ребятишками. Жили они на самом конце улицы. Дальше околица и выход из села. Домишко у них был маленький старенький. Отца у ребят не было, а их мама, Стешёнка, ходила по домам побираться. Этим они и кормились, а детишек было трое.
Мама, давая мне узелок, сказала:
- В дом-то не входи, крыльцо у них провалилось. В темноте можешь ногу сломать. Стукни в оконце, положи узелок на завалинку и бегом домой, чтобы тебя никто не видел.
Видно мои глаза выдали меня. Мне так хотелось, ну хотя бы кусочек здобнушки. Мама меня пристыдила:
- И вам всем хватит. Вот родится Христос, и мы разговеемся. А эти отнеси им, и в сердце не жалей. Ты им дашь, а тебе Господь даст в пять раз больше.
Бегу я по улице, а сама думаю. Да как Господь знает, что я несу здобнушки и пирожки? И как Он их сосчитает и даст мне в пять раз больше? Но думы мои прервал радостный весёлый крик детворы. Вот он желанный миг Рождества!
Раньше ведь улицы не освещались, а тут запылали сотни костров! Вверх к небу веером взлетели золотые искры от горящих соломы и сена. Село просвечивается как на ладошке, а на сердце такая радость, что словами это передать невозможно. Я не знаю откуда к нам пришёл этот обычай, но он такой прекрасный. Он закладывал в наши души любовь к родившемуся Младенцу и любовь ко всем, кого мы знаем. Ведь нам родители объясняли, что Христос родился в таком же холодном хлеву, как у нас где мы держали скотину. Вот и Младенец родился где были волы и ослы, овцы, ягнята. И все они согревали Его своим дыханием. Поэтому и мы жгли солому, чтобы согреть родившегося Младенца.
На улице было красиво, но мороз делал своё дело, холод пробирался сквозь старую рваную одежонку. Сёстры остались на улице, а я как вернулась от Стешёнки, сразу побежала домой. Сбросила шубейку, дырявые валенки и забралась на горячую печку. Какое это блаженство.
В доме полумрак, горят только лампадки да свечки перед образами. Мама хлопочет на кухне, готовит незатейливый, но праздничный обед. Отец ей помогает, и они тихо поют, прославляя Господа. Эти минуты нельзя забыть. Я молчу и потихоньку плачу, толи от умиления, толи от боли. Руки и ноги стали отогреваться на горячей печи и болели нестерпимо.
Вот и Рождество! Входят первые славельщики. Они ходят не по одному, а целыми группами. У одного из них, кто постарше, через плечо висит холщёвая сумка, в неё они складывают что им подают. Дети начинают петь: «Рождество Твоё Христе Боже наш…». Вот они закончили, и мама кладёт им в сумку здобнушки с пирожками на всех. А отец каждому в руку даёт по денежке. Старшим по 20 копеек, младшим – по 10, а некоторым и по пяточку. Дети довольные убегают, а через некоторое время приходит новая партия, и так пока не рассветёт.
А я лежу на печке всё жду и думаю, когда же Господь придёт ко мне и принесёт в пять раз больше того, что я отнесла Стешёнке. Хотя мне было всего пять лет, но я уже умела и читать, и считать и решать незамысловатые задачи. Всему этому меня научила моя безграмотная мама. Но никто не приходил, и я уже стала подзабываться, разморенная теплом печки. Клонило в сон.
И вдруг открывается дверь и входит Он. Я смотрю на Него во все глаза, Он высокий худой. Шапку Он снял как вошёл в дом и всё время держал её в руке. По плечам рассыпались светло-русые волнистые волосы, а в руке у Него такая же холщовая сумка как и у детей. Не говоря ни слова, Он подошёл к печке, на которой я лежала, и просмотрел на меня такими ласковыми, излучающими свет глазами. Потом погладил меня по голове и подал мне сумку. Я взяла её, но сказать ничего не могла, губы мне не повиновались.
Он поклонился всем и вышел. Родители молча стояли в недоумении, а когда опомнились, мама попросила отца, чтобы он Его догнал и пригласил к нам пообедать. Отец бросился вдогонку, но на улице Его уже не было.
Наутро в селе говорили, что Он был у многих, но никто не знал кто Он, откуда, как Его имя? Для всех это осталось в тайне, я знала кто Он, но говорить никому не стала. Пускай сами догадываются. Так я маленькой девочкой встретилась с Господом и всю жизнь вспоминаю эту встречу и ту далёкую Рождественскую ночь».

- Дед, это на самом деле Христос приходил? А почему же Он тогда такой большой, если только что родился?
- Малыш, Он может придти к тебе и маленьким мальчиком и старенькой бабушкой и взрослым мужчиной. Важно Его узнать, и ни в коем случае не пропустить. В эти дни он приходит ко всем, только не все Его узнают.
- А точно в пять раз больше принесёт, а?
- Не знаю, дорогой мой, девочка об этом ничего не пишет. Но думаю, что может и больше. Не всё, мой друг, меряется в цифрах.
- А костёр? Дедушка, мы тоже будем жечь костёр?
- Нет, в это время мы с тобой будем молиться в храме, и ты, если захочешь, будешь зажигать свечи.

В праздничную Рождественскую ночь Серёга почти не спал. Правда, ему удалось прикорнуть на самой службе. Певчие на хорах выделили ему укромное местечко и уложили на тёплом тулупе. Мальчик спал и видел как они с дедом развели большой костёр и согревают родившегося Младенца. Ещё ему снился вертеп, что скрывается под самой ёлкой и медленно переливается множеством разноцветных огоньков. А в нём ослик и две овечки, стоят возле яслей с маленьким Христом и согревают Его своим дыханием.
Утром на детском Рождественском празднике Серёга изо всех сил старался помогать деду, и всем своим видом показывал окружающим, что без него и его замечательного пистолета батюшке никак не справиться со множеством всей этой бестолково галдящей малышни.
Каждый пытался первым пробиться сквозь толпу, рассказать отцу Филиппу свой стишок и взамен получить подарок. Хотя подарков всегда хватало на всех, тем не менее, подобные опасения присутствовали всегда. И в этот раз всё шло как обычно, дети радовались машинкам, куклам, танчикам, а ещё шоколадкам, календарям, книжкам, плюшевым медведям, зайцам и обезьянкам.
Отец настоятель намётанным взглядом прикидывал количество детей и старался раздавать призы и игрушки так, чтобы ничего из его запасов не осталось до следующего года пылиться в запасниках.
Когда утренник уже фактически заканчивался, и все призы обрели своих счастливых обладателей, в храм спешным шагом зашли незнакомые взрослые люди, а вместе с ними маленький мальчик лет пяти. Незнакомый малыш, оказывается, тоже собирался подарить Христу свой стишок, просто из-за сложившихся обстоятельств не успел попасть в храм вместе со всеми.
- И я расскажу! Я готовился! – кричит ребёнок. Подбегает к батюшке и громко выкрикивает какое-то четверостишье. Он-то декламирует, а подарки у отца настоятеля закончились, и дарить тому абсолютно нечего. Батюшка находит глазами Серёгу и так же глазами спрашивает:
- Что же мы ему подарим? В этот таинственный радостный день нельзя допустить, чтобы хоть кто-то ушёл из храма в слезах, или даже просто обиженным.
Об этом знает батюшка, но Серёга об этом не знал ничего, но как-то догадался и выручил деда. На самом деле выручил. И как ему не было жалко, а подошёл к малышу и вручил тому свой великолепный пистолет, подарок Деда Мороза.

В трапезной, сидя за праздничным столом, Серёга, улучив момент, на всякий случай поинтересовался:
- Дед, как ты думаешь, Христос сегодня придёт подарить мне новый пистолет?
- Нет, скорее всего, не придёт. Завтра мы сами отправимся в город, и купим тебе пистолет. Какой нам больше всего понравится, такой и купим.
- А как же Христос?! Почему Он не придёт, ведь я же сделал доброе дело?!
Отец Филипп улыбается:
- Он к тебе уже приходил, только ты Его не узнал.
- Приходил?! Когда, дедушка?
- А вот тот самый, опоздавший ребёнок, которому ты отдал свою любимую игрушку. Это и был Христос.
- Дед, но так же нечестно! Разве я должен был Ему что-то дарить, а не Он мне?
- Малыш, ты и этого не заметил! Сегодня тебе достался бесценный подарок, теперь у тебя доброе отзывчивое сердце.
- «Отзывчивое»? Что это значит, дедушка?
- Это значит, что ты никогда не будешь одинок, мой мальчик.

Вечером, уставший за день, переполненный впечатлениями, Серёжка укладывается в постель, в это время Барсик, притаившись на подоконнике, пытается поймать крошечного лунного «зайчика». Дедушка по оставшейся привычке, проверяя температуру, целует внука в лобик. Поправив одеяло, благословляет мальчика, и уже собираясь уходить, слышит:
- Дед, а папа с мамой за мной приедут?
- Куда же им без тебя? Конечно, приедут. Наверняка они сами по тебе уже очень-очень соскучились.
- Дед, а расскажи мне сказку.
- Какую тебе сказку рассказать?
- Волшебную.
- Тогда не сказку, давай лучше я спою тебе волшебную песенку про твоего Барсика. Этой песенке меня научил один добрый человек. Вот послушай, - и отец Филипп чуть слышно поёт:
«Тихонько, тише, тише…
Ты слышишь, ночь идёт.
И вместе с ней по крышам
Гуляет лунный кот.
Крадётся выше, выше,
И звёздный пьёт кефир.
«Ну где же эти мыши,
Что съели лунный сыр?!»»
Серёга лежит закрыв глаза, и улыбается:
- Дед, какие мыши? Ты же знаешь, наш Барсик боится мышей…
Малыш всё ещё улыбается, но его дыхание становится ровным почти исчезает, а ещё через секунду он засыпает.
Отец Филипп смотрит в окно и тоже улыбается. Надо же такое придумать: «съели лунный сыр». Потом нежно, едва касаясь, гладит внука по головке.
- Господи, слава Тебе, в эти святые дни Ты не забыл и обо мне.

О. Александр Дьяченко