Виталий Бианки. Где раки зимуют...

В кухне на табуретке стояла плоская корзина, на плите - кастрюля, на столе - большое белое блюдо. В корзине были раки, в кастрюле был кипяток с укропом и солью, а на блюде ничего не было.

Вошла хозяйка и начала:
раз - опустила руку в корзину и схватила рака поперёк спины;
два - кинула рака в кастрюлю, подождала, пока он сварится, и -
три - переложила рака ложкой из кастрюли на блюдо. И пошло, и пошло!

Раз - чёрный рак, схваченный поперёк спины, сердито шевелил усами, раскрывал клешни и щёлкал хвостом;
два - рак окунался в кипяток, переставал шевелиться и краснел;
три - красный рак ложился на блюдо, лежал неподвижно, и от него шёл пар.

Раз-два-три, раз-два-три - в корзине оставалось всё меньше чёрных раков, кипяток в кастрюле кипел и булькал, а на белом блюде росла гора красных раков.

И вот остался в корзине один последний рак.

Раз - и хозяйка схватила его поперёк спины.

В это время ей крикнули что-то из столовой.

- Несу, несу,- последний! - ответила хозяйка - я спуталась:
два - кинула чёрного рака на блюдо, подождала немножко, подцепила ложкой с блюда красного рака и
три - опустила его в кипяток.

Красному раку было всё равно, где лежать - в горячей кастрюле или на прохладном блюде. Чёрному раку совсем не хотелось в кастрюлю; не хотелось ему лежать и на блюде. Больше всего на свете ему хотелось туда, где раки зимуют. И - долго не раздумывая - он начал своё путешествие: задом, задом на попятный двор.

Он наткнулся на гору неподвижных красных раков и забился под них.

Хозяйка украсила блюдо укропом и подала на стол.

Белое блюдо с красными раками и зелёным укропом было красиво. Раки были вкусны. Гости были голодны. Хозяйка была занята. И никто не заметил, как чёрный рак перевалился с блюда на стол и задом, задом подполз под тарелку, задом, задом добрался до самого края стола.

А под столом сидел котёнок и ждал, не перепадёт ли ему что-нибудь с хозяйского стола.

Вдруг - бап! - треснулся перед ним кто-то чёрный, усатый.

Котёнок не знал, что это рак, думал - большой чёрный таракан, и толкнул его носом.

Рак попятился.

Котёнок тронул его лапкой.

Рак поднял клешню.

Котёнок решил, что с ним дела иметь не стоит, обернулся и мазнул его хвостом.

А рак хвать! - и зажал ему клешнёй кончик хвоста.

Что тут с котёнком стало! Мяу! - он скакнул на стул. Мяу! - со стула на стол. Мяу! - со стола на подоконник. Мяу! - и выскочил во двор.

- Держи, держи, бешеный! - кричали гости.

Но котёнок вихрем помчал через двор, взлетел на забор, понёсся по саду. В саду был пруд, и котёнок, верно, свалился бы в воду, если б рак не разжал клешни и не отпустил его хвоста.

Котёнок повернул назад и галопом поскакал домой.

Пруд был маленький, весь зарос травой и тиной. Жили в нём ленивые хвостатые тритоны, да карасики, да улитки. Житьё у них было скучное - всегда всё одно и то же. Тритоны плавали вверх и вниз, карасики плавали взад-вперёд, улитки ползали по траве - один день наверх ползёт, другой - вниз спускается.

Вдруг всплеснула вода, и чьё-то чёрное тело, пуская пузыри, опустилось на дно.

Сейчас же все собрались на него поглядеть - приплыли тритоны, прибежали карасики, поползли вниз улитки.

И верно, было на что поглядеть: чёрный был весь в панцире - от кончиков усов до кончика хвоста. Гладкие латы охватывали его грудь и спину. Из-под твёрдого забрала на тоненьких стебельках высовывались два неподвижных глаза. Длинные прямые усы торчали вперёд, как пики. Четыре пары тонких ног были как вилочки, две клешни - как две зубастые пасти.

Никто из прудовых жителей ещё ни разу в жизни не видал рака, и все из любопытства лезли поближе к нему. Рак шевельнулся - все испугались и отодвинулись подальше. Рак поднял переднюю ножку, ухватил вилкой свой глаз, вытянул стебелёк и давай чистить.

Это было так удивительно, что все опять полезли на рака, а один карасик даже наткнулся на его усы.

Рраз! - рак схватил его клешней, и глупый карасик разлетелся пополам.

Всполошились рыбки и карасики, разбежались кто куда. А голодный рак спокойно принялся за еду.

Сытно зажил рак в пруду. Целыми днями он отдыхал в тине. Ночами бродил, ощупывал усами дно и траву, хватал клешнями тихоходов-улиток.

Тритоны и карасики боялись теперь его и близко не подпускали к себе. Да ему достаточно было и улиток: он съедал их вместе с домиками, и панцирь его только креп от такой пищи.

Но вода в пруду была гнилая, затхлая. И его по-прежнему тянуло туда, где раки зимуют.

Раз вечером начался дождь. Он лил всю ночь, и к утру вода в пруде поднялась, вышла из берегов. Струя подхватила рака и понесла из пруда, ткнула в какой-то пень, подхватила опять и сбросила в канаву.

Рак обрадовался, расправил широкий хвост, захлопал им по воде и задом, задом, как ползал, поплыл.

Но дождь кончился, канава обмелела - плыть стало неудобно. Рак пополз.

Полз он долго. Днём отдыхал, а ночью снова отправлялся в путь. Первая канава свернула во вторую, вторая в третью, третья - в четвёртую, а он всё пятился, полз, полз - и всё никак не мог никуда приползти, выбраться из ста канав.

На десятый день пути он забрался, голодный, под какую-то корягу и стал ждать, не поползёт ли мимо улитка, не проплывёт ли рыбка или лягушка.

Вот сидит он под корягой и слышит: бул-дых! Что-то тяжёлое упало с берега в канаву.

И видит рак: плывёт к нему мордастый зверь с усами, с короткими лапами, а ростом с котёнка.

В другое время рак испугался бы, попятился от такого зверюги. Но голод не тётка. Чем-нибудь надо брюхо набить.

Пропустил рак зверя мимо себя да хвать его клешнёй за толстый волосатый хвост. Думал, отрежет, как ножницами.

Да не тут-то было. Зверь - а это была водяная крыса - как рванёт - и легче птички вылетел рак из-под коряги.

Метнула крыса хвостом в другую сторону - крак! - и переломилась рачья клешня пополам.

Упал рак на дно и лежит. А крыса дальше поплыла с его клешнёй на хвосте. Спасибо, ещё не хватила рака своими страшными зубами, не помог бы ему и крепкий панцирь.

Пополз рак дальше с одной клешнёй.

Нашёл водоросли и поел их. Потом попал в ил. Рак засунул в него свои лапки-вилки и давай ими шарить. Левая задняя лапка нащупала и схватила в иле червяка. Из лапки в лапку, из лапки в лапку, из лапки в лапку - и отправил рак червяка себе в рот.

Подкрепился и пополз дальше.

Целый месяц уже длилось путешествие по канавам, уже был сентябрь месяц, когда рак вдруг почувствовал себя плохо, так плохо, что не мог ползти дальше; и стал он хвостом песок в берегу ворошить, рыть.

Только успел вырыть себе норку в песке, как начало его корчить.

Рак линял. Он упал на спину, хвост его то разжимался, то сжимался, усы дёргались. Потом он разом вытянулся - панцирь его лопнул на животе - и из него полезло розовато-коричневое тело. Тут рак сильно дёрнул хвостом - и выскочил сам из себя. Мёртвый усатый панцирь выпал из пещерки. Он был пустой, лёгкий. Сильным течением его поволокло по дну, подняло, понесло.

А в глиняной пещерке остался лежать живой рак - такой мягкий и беспомощный теперь, что улитка могла бы проткнуть его своими нежными рожками.

День проходил за днём, а он всё лежал без движения. Понемногу тело его стало твердеть, снова покрываться жёстким панцирем. Только теперь панцирь был уже не чёрный, а красно-коричневый.

И вот чудо: оторванная крысой клешня быстро начала отрастать заново.

Рак вылез из норки и с новыми силами отправился в путь - туда, где раки зимуют.

Из канавы в канаву, из ручья в ручей полз терпеливый рак. Панцирь его чернел. Дни становились короче, шли дожди, на воде плавали лёгкие золотые челночки - облетевшие с деревьев листья. По ночам вода подёргивалась хрупким ледком.

Ручей вливался в ручей, ручей бежал к реке.

Плыл, плыл по ручьям терпеливый рак - и наконец попал в широкую реку с глиняными берегами.

В крутых берегах под водой в несколько этажей пещерки, пещерки, пещерки - как гнёзда ласточек вверху над водой, в обрыве. И из каждой пещерки рак глядит, шевелит усами, грозит клешнёй.

Целый рачий город.

Обрадовался рак-путешественник. Нашёл в берегу свободное местечко и вырыл себе уютную-уютную норку-пещерку. Наелся поплотней и залёг зимовать, как медведь в берлогу.

Да уж и пора было: снег падал, и вода замерзала.

Заткнул рак вход в пещерку своей большой клешнёй - поди-ка, сунься к нему!

И заснул.

Так и все раки зимуют.