Л. Гаркотин. Он услышал биение сердца Христа

С Алексеем Васильевичем мы познакомились светлым летним вечером у часовни в честь великомученика и целителя Пантелеимона, похорошевшей после проведенных строительных работ. Алексей Васильевич — известный на Севере человек. К нему мы обратились за помощью, особо не надеясь на положительный ответ, так как уже имели отрицательный опыт общения с известными руководителями и бизнесменами. К нашему удивлению, Алексей Васильевич просьбу не проигнорировал, но как рачительный и расчетливый хозяин попросил представить смету и детальную калькуляцию расходов, чем очень порадовал и вызвал в моей душе огромное к себе уважение и расположение. Человек не просто дает деньги, а дает их на конкретное дело и хочет точно знать, что именно на это дело они и будут потрачены. Детальные расчеты были проведены у нас от начала работ, и я немедленно отправил их ему на электронный адрес. Ознакомившись с документацией, Алексей Васильевич пожелал осмотреть результаты нашего труда на месте, перезвонил и предложил встретиться через три дня. Услышав, что время моего отпуска истекло, и я утром уезжаю в Москву, оперативно перекроил свой рабочий график и уже через час, серьезный и деловой, каким и положено быть руководителю, дотошно осматривал помолодевший храм. Хвалил специалистов за оперативность и добротно выполненную работу, указывал на небольшие огрехи, без которых у строителей никак не обходится. Завершив осмотр, Алексей Васильевич присел на гладко выструганный порог и задумчиво посмотрел в сторону раскинувшихся на возвышенностях соседних деревень и тихонько заговорил: — Удивительно и практично устраивали свой мир наши предки. Из любой деревни посмотри окрестности: всех соседей увидишь. Все как на ладони. В каждой деревне свой храм или часовня — ни одной одинаковой, у всех разная архитектура и купола разные, и от любой церкви обязательно видны купола двух других храмов. Вот и эта часовня была построена не в центре деревни, а на краю и выдвинута в поле, чтобы и ее было видно, и от нее обзор был. Зрительно деревня расположена выше, а когда едешь по трассе, то из-за кустов и деревьев домов не видно — видишь крест да голубой купол, а если посмотришь из деревни, расположенной за рекой, с другой стороны храма, то картина открывается и вовсе живописная. Часовня словно приближается к деревне, а дома веселой стайкой окружают ее и, как детишки жмутся к своей маме — с любовью, радостью и безграничным доверием — так и дома прижимаются к своему храму.

Алексей Васильевич умолк, я сел рядом с ним. Мы оба молчали и любовались окружающим пейзажем сельской северной глубинки: зеленым полем, которое раскинулось как огромный ковер и своим краем уперлось в берег чистой, прозрачной речки с красивым названием Пежма, а за речкой переходило в другой такой же ковер, уходящий к бескрайнему, до самого горизонта, лесу. Восторженно взирали на деревни, расположенные по обе стороны храма, деревянные, а не каменные, и от того кажущиеся теплыми, уютными и родными. Смотрели на виднеющийся вдалеке серебристый купол восстановленной недавно часовни в честь святого Александра Невского, куда ходила молиться другая святая – мученица Аполлинария Тупицына, родившаяся и выросшая здесь, но убиенная за веру на Бутовском полигоне и прославленная ныне в сонме Новомучеников и Исповедников Церкви Русской. С огорчением смотрели на очертания разрушившегося от времени храма Рождества Пресвятой Богородицы в Никифорово, и оба думали об одном и том же. Мысленно представляли сияние куполов всех цепочек деревенских храмов, протянувшихся со всех сторон как лучи солнечного света к кафедральному собору Спаса Преображения, обезглавленному в годы гонений на православную веру и превращенному в очаг новой культуры. Невозможно представить, что всего лишь век назад в воскресные дни и по великим праздникам тяжелый благовест на колокольне Богоявленского храма возвещал окрестным селам о начале богослужения и призывал другие колокола вступить в общий хор, и они с больших и малых звонниц, устроенных в каждой деревне, отзывались на призыв старшего брата и вливались своими трелями, помогая ему заполнить всю огромную округу божественным перезвоном, очищая ее пространство и наполняя души людей светом, радостью и великой благодатью. Алексей Васильевич вернул мои мысли в сегодняшнюю действительность неожиданным вопросом: — А не довелось ли вам побывать в Израиле? — По милости Божьей, довелось. Пятнадцать лет назад, и не одному, а с сыном. И поездка эта на Святую землю была для нас огромным даром, многое открыла и многому научила, — ответил я. — А я совсем недавно вернулся оттуда. Жена долго уговаривала поехать в паломническую поездку. Мне совсем не хотелось. Она молится, в церковь ходит, посты старается соблюдать, книжки всякие про святых читает. В Пакшеньге строят храм в честь святой Матроны, частицу креста с ее могилы москвичи привезли, так она уже несколько раз с подругой своей туда съездила. На мои вопросы, что она там забыла: «Ну, привезли кусочек дерева, что в нем ценного и святого? Чего ему кланяться да расцеловывать?», отвечает: — Алеша, сколько же темноты в тебе! И когда только ты поймёшь, что мы тут не сами по себе живем, а что Господь Бог всем управляет, а святые за нас с тобой Его просят. Что не просто кусочек дерева в Пакшеньгу привезли, а частицу креста, который больше сорока лет стоял над холмиком, где святая Матрона почивала. И теперь он в часовне на Даниловском кладбище в Москве находится. Люди к нему со всей страны едут, в очереди стоят по несколько часов, чтобы святой Матроне помолиться и к кресту этому приложиться. Митрополиты около часовни молебны служат, а у тебя язык поворачивается такие слова говорить. С людьми работаешь и на виду у людей, вот бы и показал пример добрый: сам бы поехал да у ковчега со святыней помолился. И тебе польза, и людям поучение. — В общем, поучениями своими «доконала» меня. Я как-то к этому всему равнодушно относился: не то, чтобы не верил совсем, но желания помолиться дома, как жена делает, или в храм сходить, никогда не возникало. Считал, что я крещеный, и этого мне достаточно. Но тут жена так приступила ко мне, что купил я путевки, и отправились мы с ней на Святую землю.

Программа была очень насыщенная. Экскурсии каждый день. Большую часть из того, что смотрели и о чем рассказывали, я даже не запомнил. Жена же быстро нашла себе таких, как и сама, подруг и носилась с ними как угорелая, чтобы везде успеть, все запомнить, всему поклониться и все перецеловать. Две тетки из Питера даже пол в Храме Гроба Господня расцеловали. Я тогда подумал, совсем видно рехнулись. Устал от этих экскурсий. Дни считал, когда все это завершится, да домой отбудем. Сам себя ругал, что согласился с женой поехать. Лучше бы одну отправил, пусть бы бегала с этими ненормальными да восхищалась. Жена сердилась, говорила, что за меня Бога просила, чтобы вразумил да к вере привел. Я же отмахивался да шутил. Мол, еще пару дней с вами по пустыне иудейской помотаюсь, точно во что-нибудь поверю и на колени грохнусь, помолюсь, чтобы помогли вырваться мне отсюда. В последний день привезли к Гефсиманскому саду. Арабы с верблюдами прокатиться предлагают. Дети арабские, как цыганята у нас: того и гляди в карман или в сумку залезут. У меня уже сил никаких нет, и настроения тоже нет никакого. Экскурсовод, эмигрантка из Грузии, зовет всех в храм, который называется «церковь всех наций». Там камень находится, на котором якобы Иисус Христос молился в ночь перед тем, как его арестовали. Объясняет, что, может быть, кому-то повезет, и он сможет услышать биение сердца Христа. Бред какой-то. Моя первой на колени ринулась, ухо приложила, долго слушала, поднялась не очень довольная: не услышала, видно. Питерские совсем растянулись на полу. Я постоял немножко, посмотрел и решил вернуться в автобус, чтобы там подождать, когда они все наслушаются.

Почти дошел до автобуса, когда сзади повелительно прозвучало: «Вернись в храм, встань на колени, приложись к камню и прислушайся!» Я обернулся. За спиной никого не было, лишь в отдалении шумели маленькие арабы. Поразмыслив немножко, я решил не искушать судьбу и направился обратно. Группа наша как раз выходила из храма. Жена моя что-то пыталась мне сказать, но я молча прошел мимо. В храме было пусто. С фрески над камнем прямо на меня смотрел Ангел. На самом-то деле он смотрел на Иисуса, Стоявшего на коленях. Это я потом рассмотрел, но в тот момент мне казалось, что он смотрит на меня. Я перекрестился, опустился на колени, наклонился, приложил ухо к камню и отпрянул. В камне стучало сердце: Тук-тук ...тук-тук! Придя в себя, я снова приложил ухо к камню. Было тихо. В церкви всех наций      Я трижды низко поклонился святому месту, поцеловал камень, встал с колен и тихонько вышел на улицу. Жена ожидала меня у входа, а увидев, очень удивилась: — Что случилось? Ты очень бледный и улыбаешься. — Я подхватил ее под руку и, не переставая улыбаться, ответил: — Он действительно есть! Сейчас я в этом точно убедился! Я услышал стук Его сердца! Ты веришь мне? — Да, — ответила жена таким тоном, каким отвечают на самый простой обыденный вопрос, — а потом повернулась в сторону храма, размашисто перекрестилась и встала на колени прямо в дорожную пыль. Я стоял и смотрел на нее, но уже с абсолютно другими мыслями, чем прежде — с добрыми и благодарными. Я понял, что по ее молитвам удостоился услышать то, чего не услышали другие. Да им, наверное, и не надо было это слышать: они и так искренне верили. Мне же Господь преподал урок милосердия. Вот и вы на мой вопрос сказали: «по милости Божьей», и мама моя всегда говорила: «Господь милостив». Теперь я верю и точно знаю: милостив. Иначе для чего бы Ему меня вразумлять. Жена закончила свою благодарственную молитву. Я помог ей подняться. Лицо ее, как и платье, было в пыли, по щекам, до самого подбородка, как ручейки в пустыне пролегли бороздки от слез, глаза сияли неподдельной радостью за меня. Мы вместе, как могли, привели в порядок ее одежду, влажными салфетками убрали пыль с лица и счастливые поспешили к автобусу. Алексей Васильевич посмотрел на меня и как-то не очень уверенно спросил: — А вы верите тому, что я вам рассказал? — Да, — коротко и искренне ответил я. — Слава Богу! — облегченно выдохнул он, — Ведь я никому, кроме жены своей, об этом не рассказывал. Теперь по выходным в храм вместе с ней ходим и мечтаем еще раз побывать на Святой земле, где я без устали буду ходить, слушать, смотреть, переживать и внимать всему, что связано с пребыванием на Земле Сына Божия. Алексей Васильевич встал, достал из кармана пиджака конверт и протянул его мне со словами: — Это от моей семьи на устройство кровли над храмом. Я пожал ему руку, искренне поблагодарил за помощь. Мы попрощались с уверенностью и надеждой, что еще обязательно встретимся здесь у возрожденного храма, вместе с прихожанами войдем внутрь его, полюбуемся на чистоту и благолепие убранства, посмотрим на великолепно устроенный иконостас и вместе с батюшкой и певчими, как и двести лет назад, пропоем в едином, слаженном из многих голосов, хоре, благодарственные молитвы Создателю нашему, Спасителю и Утешителю.

 Печальная весть пришла в конце марта. Алексей Васильевич скончался. Известие это очень меня опечалило, но одновременно и укрепило веру в безграничную милость Божью к каждому из нас грешных, живущих делами и заботами мирскими. И доброй памятью о рабе Божьем Алексии будет небесно-голубой покров крыши Божьего храма в честь святого Его угодника великомученика и целителя Пантелеимона, что в далекой северной глубинке.

Леонид Гаркотин

23 апреля 2014 года

 Источник: http://www.pravoslavie.ru/put/70173.htm
© Православие.Ru