Свящ. Александр Дьяченко. Одноклассники.

- Не понимаю, зачем всё это вспоминать? После окончания школы прошло без малого сорок лет, пора бы уже успокоиться и забыть. Нет тех желторотых девочек и мальчиков, нету.
- Понятно что нет. Только я после школы почти никого из них больше не видел, и не представляю их другими. В моей памяти они всё те же.
- Зато я была. Старые толстые тётки и мужики с лысинами во всю голову. Ничего от тех, кто учился с тобой тогда. Потому, мой тебе совет, забудь. То что было когда, того уже не существует. И все эти встречи только повод, чтобы лишний раз расстроиться.
Если не веришь, вон, в "одноклассниках" покопайся и полюбуйся на тех, с кем учился. Только я тебя умоляю, ни с кем не вступай в переписку. Диалога хватает на два вопроса, ты где и чем занимаешься? Всё, дальше немая сцена не знаешь о чём и говорить. Кто-то может предложить, давай встретимся, посидим. А зачем? Мы и в классе-то не очень дружили, а уж через столько-то лет.
Я на самом деле посмотрел. Зарегистрировался в «одноклассника» и посмотрел. Долго искал наш выпуск 1977 года. Отыскал несколько человек. Долго всматривался в лица. Честно скажу, если бы не имена внизу под фотографиями, мало бы кого узнал. Впрочем, наверно и меня сегодня трудно представить тем лихим чернобровым юнцом с густой вьющейся шевелюрой.
А её я узнал сразу, правда и она здорово изменилась. Ещё бы, столько лет прошло.
Оканчивая институт, я уходил в армию и просил её подождать. Она ничего не обещала, только улыбалась. Потом всё-таки сказала:
- Ты вернёшься, а мне уже будет целых вот столько лет, - и она показала на пальцах, сколько лет тогда ей исполнится. – Я стану старой и некрасивой. Ты вернёшься и женишься на другой.
И вообще, зачем всё усложнять, кого-то к чему-то обязывать? Лучше так, если за эти полтора года я никого не встречу, то будем считать, что всё это время я дожидалась тебя.
Я ушёл защищать родину, а она ровно через полгода вышла замуж. Конечно, если скажу, что я тогда не расстроился, то это не правда. Переживал, и даже очень. Просто для того, чтобы человек увидел, как в его жизни действует Промысл Божий, нужно время, а полгода – это не срок. Сейчас я ей даже благодарен. Если бы она тогда не вышла замуж, моя жизнь сложилась бы по-другому, и я бы не встретил ту, которую встретил потом.
Вернувшись домой, я несколько раз видел её мельком. А однажды мы даже перекинулись парой слов, столкнувшись случайно в магазине верхней женской одежды. Тогда я уже и сам был женат. Моя будущая матушка выбирала что-то из верхнего платья, а я скучал рядом с выходом. В тот момент она меня и окликнула:
- Это ты?! Какая неожиданная встреча! Слушай, мне везёт на такие неожиданности. Давно хотела с тобой встретиться, поговорить.
- Встретиться? Я слышал, ты замужем.
- Да, только, понимаешь, он оказался таким эгоистом. – Она глубоко вздохнула и сделала жест руками, который, по-видимому, должен был показать, каким именно эгоистом оказался её супруг. – Давай встретимся сегодня вечером, где-нибудь посидим, так, чисто по-товарищески. Думаю, нам найдётся о чём вспомнить и поговорить.
- Знаешь, я бы с удовольствием пообщался со старой приятельницей, но видишь, вон ту молодую женщину возле прилавка. Да, с верхней одеждой. Это моя жена.
Она внимательно с близоруким прищуром всматривается в её сторону. Потом капризно выпятив губки вперёд, словно маленькая девочка разочарованно произносит:
- Ну, Саша, ты меня расстраиваешь, где были твои глаза? Я всегда считала, что у тебя есть вкус. А по поводу встречи, ты ничего не подумай, я просто хотела бы с тобой поговорить, посоветоваться. Мы старые друзья, и твоё мнение для меня важно.
Моя будущая матушка, закончив свои дела, направилась к выходу. Заметив меня беседующим с молодой девушкой, вопросительно кивнула головой. Я ответил:
- Моя одноклассница.
Матушка вежливо улыбнулась:
- Очень приятно, - и не задерживаясь проследовала дальше.
- Извини, - я развёл руками, - мне пора идти.
- Но, может, всё-таки встретимся? Если что, мой телефон прежний.
Я снова развёл руками:
- Извини, ничего не получится, я женат.
Больше я её никогда не встречал. Хотя, нет, я видел её в троллейбусе. Мы с маленькой дочкой вдвоём сидели напротив друг друга, недалеко от выхода, а она стояла совсем рядом. Я узнал её, хотя после того нашего последнего разговора прошло несколько лет.
Узнал, но не окликнул.

Недавно пересмотрел "Ностальгию" Тарковского. Легло словно калька на собственную жизнь. Мы вообще так устроены, всё норовим на себя примерить. Пересмотрел и подумал, более чем за тридцать лет совместной жизни я ни разу не изменил жене, хотя возможностей было предостаточно. Где-то сам устоял, где-то Господь сохранил. Какой - нибудь современный молодой человек, прочитает эти слова и посмеётся над старомодным батюшкой. Вот чудак, нашёл чем хвастать!
А я вот что думаю, мне просто здорово повезло. Ведь я крестился в тридцать лет, и только в сорок стал священником. В наше-то время дожить до седых волос и без блуда. Это всё равно что с войны живым вернуться или в лотерею джекпот сорвать.
Как не верти, а большая часть жизни прожита, и скоро отвечать, причём чем старше становишься, тем отчётливее видятся прожитые годы. Знаете, на что чаще всего жалуются старики? На мысли. Совесть такая штука, её, оказывается, трудно извести, так чтобы раз и на всегда. Помнит всё вплоть до детских лет. Люди не могут уснуть, мысли о грехах и о несовершённых поступках жгут подобно раскалённому железу.
Тридцать лет прожить с одним человеком это много. Помню, как вначале тянуло друг к другу. В нашей природе оно так и заложено, пока молодые детей надо рожать, потом будет поздно. А чтобы рожать и растить нужны силы.
Проходит лет двадцать, и при возможности супруги расходятся по разным комнатам. Потому что кто-то обязательно начинает храпеть. Говорят, будто храп это такая болезнь, и от неё даже лечат. Нет, храп – это не болезнь, это такой сигнал: мол, пора задуматься, зачем ты живёшь, и о душе тоже. С самим собой пообщаться. Тишина располагает к разговору. Своя отдельная комната вещь хорошая. Дверь закрыл, и весь мир остался у тебя за стенкой.
Задумаешься, а любовь, как быть с любовью? Той, что когда-то тревожила и не давала спать? Так пылко как Ромео и Джульетта можно любить только в шестнадцать? А в пятьдесят? Нет, в пятьдесят обмен веществ в организме резко замедляется. Томление плоти, какое томление? Никакого томления, спим спокойно.
Однажды зимой рано утром нужно было прибыть в епархиальный центр. Встаю чуть свет, беру машину и еду по дороге мимо своего дома. Посёлок погружён во тьму, на весь многоквартирный дом горят два три окошка. Это те, кто собирается на в Москву на первую электричку.
Смотрю на свои окна. Вон там высоко, за тем стеклянным квадратиком спит мой человек. Смотрю и вдруг ощущаю, как где-то в области груди накатывает чувство боли, сравнимое с физической. Словно берут и отрывают от тебя какую-то часть тебя же самого. Может, если не всматриваться в окна, а просто ехать себе дальше, такого не испытаешь?
Четыре года практически каждую неделю после воскресной литургии провожал матушку на вокзал и сажал в электричку. Матушка спешит в столицу, там двое малышей.
Пока провожаешь всё нормально. Бежишь за билетом, прощаешься, машешь рукой и показываешь знаками, мол, позвони как доберёшься.
Всё, электричка тронулась, отстучали мимо колёса, и ты спокойно спускаешься с перрона. Когда идёшь по переходу, по старой привычке железнодорожника бросаешь взгляд по сторонам, и ни в коем случае не наступаешь на головку рельса. Направляешься к автомобилю. За четыре-то года выработался целый ритуал провожания. Непременно заедешь на автозаправку, выпьешь чашку кофе и уже потом отправляешься домой.
И вот только когда занимаешь место за рулём, только тогда на тебя обрушивается незнакомое прежде чувство одиночества и подкатывает к самому горлу. Но это только на какую-то секунду, долю секунды. Ты же знаешь, в пятницу вечером тебе снова ехать сюда же на вокзал. Потому что после расставания наступает замечательное, несравнимое ни с чем предвкушение радости от ожидаемой встречи. Тебе уютно от одной только мысли, что в пятницу вечером она вернётся назад.
Конечно, встречая в шестнадцать, я наверняка бы лез на перрон, перепрыгивая металлические конструкции ограждения. В пятьдесят с хвостиком ты уже никуда не прыгаешь, а мудро стоишь на одном месте и ждёшь. Вон появляется знакомая фигурка и машет тебе рукой, ты машешь ей в ответ. Она спускается, ты перехватываешь её сумку, поцелуй и дежурный вопрос: «как доехала», и мы идём к машине. Только волнующей радости от этой встречи ничуть не меньше, чем, как если бы тебе было всего шестнадцать лет.
Дома садимся ужинать. Матушка достаёт свой телефон. Мы рассматриваем забавные мордашки наших внучек и смеёмся над их проделками. Нам хорошо вдвоём, но дети и внуки постоянно присутствуют в наших мыслях и наших планах. Мы неотделимы друг от друга.
Любовь пятидесятилетних, тех, у кого обмен веществ в организме почти остановился, всё равно что нормальная такая иномарка с непременным подогревом сидений и зеркал заднего вида, и ещё с целой кучей удобных дополнительных опций. Чем больше тех, кого ты любишь, тем уютнее чувствуешь себя в своей машине. Вроде и доехал, а стоишь, и вылезать не хочется.
И станут двое одной плотью. Раньше считал, что это про детей. Процесс естественный, родители продолжают себя в детях. В пятьдесят открывается, что единство плоти бывает не только в детях. И понимаешь, как нестерпимо больно кому-то одному доживать свой век в одиночку. В тайне надеешься уйти первым, потому что как не верти, человек всё равно остаётся эгоистом.

На её страничке в «одноклассниках» ссылка ещё на какой-то сайт. Перехожу и попадаю на сайт знакомств. Несколько фотографий той моей одноклассницы, и под ними выделенная жирным шрифтом надпись: «Несмотря ни на что, я всё равно стану счастливой»!
Я знаю, после того неудачного брака, когда ей не повезло и попался муж эгоист, был другой мужчина, потом ещё один, потом… Потом вот эта страничка на сайте знакомств.
Увеличил фотографии. Собака, маленькая курносая. По инерции ищу фотографию с внуками, я же знаю, у неё взрослые дети, да она и сама пишет: «дети взрослые». Значит, должны быть внуки. Нет, фотографий с внуками нет. Зато вот она лежит на очень красивой лежанке, и снова собака.
В пятьдесят пять не надо бы таких фотографий на лежанке. Пятьдесят пять - возраст вынужденного целомудрия. Хотя, с другой стороны, это же сайт знакомств.
Знаю одну верующую женщину, у неё сестра, и та уже много лет с помощью подобного сайта знакомств пытается обрести своё женское счастье. Неглупа, и хороша собой, а не получается. Нет, предложений встретиться предостаточно, но всякий раз после такой вот встречи возвращаясь утром домой, она обречённо произносит:
«Увы, и это не он».
А моя знакомая очень переживает за свою сестру.
«Я всё равно стану счастливой». Так и тянет спросить, что ты ищешь? Ведь всю свою жизнь ты что-то ищешь. Какое оно твоё счастье? Не знаю, мне кажется, счастье в одиночку не испытать, не бывает его в одиночку. Хочешь быть счастливым, делай счастливыми тех, кто идёт с тобой по жизни рядом.
Пятьдесят пять уже не возраст для сайта знакомств, зато он отлично подходит для покаяния. Поверь мне, я священник, и знаю что говорю.
И ещё, почему у тебя такой холодный взгляд, точно у снежной королевы? Только у сильно постаревшей королевы. Нет, я же помню, какими глазами ты смотрела на мир, в них был свет. Я не говорил тебе об этом?
Свою будущую матушку я разглядел среди множества людей точно по такому же свету.
Понятно, время нас внешне меняет, и явно не к лучшему, но душа остаётся молодой. Это же аксиома. Глаза – зеркало души. Где он свет твоей души?
Прости, я закрываю твою страницу, мне больно смотреть на эти фотографии.
Конечно, в одноклассниках можно любому задать вопрос, но я не стану этого делать. И никому не задам ни одного вопроса. Потому что прошло уже так много лет, когда мы были молодыми. Тогда у нас шестнадцатилетних только обмен веществ был повышенный, а вес и давление – в норме. И ещё мы мечтали о счастье, каждый о своём.
Вот только что клялся, что ни кому не задам ни единого вопроса. И что? Тут же взял и задал. Серёжке, моему приятелю, в классе он сидел сразу за мной. Фрондёр, постоянно ругался с нашей классной дамой, преподавала у нас английский. Она его терпеть не могла и ставила ему одни тройки. А он назло ей взял и пошёл в иняз. Я навещал его в студенческом общежитии, когда дослуживал после института срочную. Уже тогда он умел зарабатывать деньги. Сейчас у него собственная сеть магазинов, короче, не бедствует. Я спросил его:
- Серёга, как поживаешь?
Он ответил:
- Лучше всех.
Мы продолжили разговор, и он написал:
- Шура, я всегда знал, что в нашем классе только мы с тобой единственно приличные люди. И неудивительно, что именно мы нашли своё место в жизни. Я тут в школу ездил. Специально на тридцатипятилетие нашего выпуска. Потом я их в ресторан водил. Хоть поели по-человечески, сигарет взял, по блоку каждому, коньяку по бутылке, ну и так, жёнам разную мелочёвку. Знаешь, они, как были сорок лет назад ботаниками не от мира сего, так такими же неудачниками и остались.
Серёга, тот ещё болтун, а душа у него хорошая, я же знаю. Небось специально ездил на юбилей ребятам устроить праздник. А про неудачников это он так, к слову.
Больше я не стал никого ни о чём расспрашивать и удалился из «одноклассников». Матушка права, дважды в одну и ту же воду войти не получится, а если бы даже и получилось, то стоит ли это делать?
Вряд ли я когда-нибудь выберусь в школу на вечер встречи выпускников. Оставайтесь в моей памяти всегда теми молодыми задорными, полными надежд на счастливое завтра. Я по доброму вспоминаю наш класс, дорогие мои «неудачники», и, знаете, мне будет приятно, если и вы когда-нибудь вспомните обо мне, вашем однокласснике и таком же «неудачнике» Шуре Дьяченко.