Мария Сараджишвили. Добрые люди

Публикуем на наших электронных страницах рассказы автора из Тбилиси Марии Сараджишвили – её собственные зарисовки из жизни обитателей грузинской столицы и переводы нескольких писем из тбилисской газеты «Квирис палитра». Каждое из них – рассказ о каком-то важнейшем событии в жизни человека, помогшем ему утвердиться в вере.

Семечки тёти Вардо

На углу улиц Плеханова и Шерозия сидит старуха-курдянка. Голова по глаза повязана чёрным платком с узлом на затылке. Тёмно-зелёный плед на пояснице. Поверх бархатной с разноцветными клиньями юбки коричневый фартук. В кармане позвякивает мелочь. Перед старухой целлофановый мешок с семечками. Торговка, дремля, клюёт носом. Клиентов на семечки не видно.

К ней подлетает воробей и безбоязненно ворует товар из кулька.

Старуха, приоткрыв медовый глаз, наблюдает за наглой птицей. По сморщенному коричневому лицу ползёт улыбка.

Сидящая напротив мацонщица кричит дурным голосом:

– Тётя Вардо, смотри, что делает, негодяй! Ух, я его душу мотала!

Воробей тут же вспархивает.

Бабка показывает сохранившиеся клыки и недовольно бурчит:

– Ты тоже, ра! Большое дело, две несчастные семечки поел. Ничего, не обеднею. Он, может, у меня сипта-клиент! (Первый клиент, которому часто дают товар даром или по смехотворной цене. – М.С.) Из-за тебя, дуры, улетел!

Старуха в сердцах берёт горсть семечек и кидает вокруг себя. К ней тут же слетаются со всех сторон голуби и воробьи. Они воркуют и чирикают – благодарят за угощенье.

Нузгар и его пёс

Высокая, спортивного телосложения 50-летняя Ламара перебирает любио и от нечего делать рассказывает:

– Моего мужа соседи за глаза звали «гижи Нугзар» («гижи» – «сумасшедший». – М.С.). Он отличался от всех не только силой, ростом, но и поведением. Лично для меня он был «героем ненашего времени».

…Два его младших брата рано и удачно женились и были полностью заняты своими семьями. Нугзар остался жить с родителями, посвятил себя их старости, неумело делая всю женскую работу в доме и не стремясь к достижению каких-то конкретных целей. Пожалуй, главным для него были его принципы, которые он черпал из древней грузинской литературы. Много ли сейчас найдётся грузин, знающих Шота Руставели наизусть, как наши предки? Нугзар знал и иногда к месту цитировал разные отрывки. «Что раздашь – к тебе вернётся, а что нет – считай пропащим!» Или: «Всех богатств добытых лучше добывание доброй славы». И т.д. Говорил, что это чтение помогает ему сохранять душевное спокойствие в каждодневной жизни.

Соседи привыкли его видеть в парке Ваке всегда в выгоревшей помятой рубашке и потрёпанных брюках. Он гулял под руку с матерью. Рядом неизменно трусила несуразная дворняга Бухула. Вот и окрестили его ненормальным. Тем более что он был «не таким, как все»: никогда не стоял часами на бирже, не участвовал в разборках, вёл непонятный, закрытый образ жизни. Нугзар знал свою нелестную кличку, но даже не пытался что-то изменить в своём поведении или одежде.

Каштаново-жёлтая Бухула чем-то смахивала на своего светловолосого хозяина. Большая лобастая голова, умные человечьи глаза, во всех неторопливых движениях какое-то скрытое достоинство. Даже лаяла она редко, по необходимости. И так же, как хозяин, всегда была какая-то нечёсаная, неухоженная. К слову сказать, Бухула не давала надеть на себя ошейник, а Нугзар терпеть не мог галстуки. Сейчас, когда давно нет ни Нугзара, ни Бухулы, я прокручиваю в памяти разные моменты и удивляюсь, насколько хозяин и собака были похожи друг на друга.

Нугзару было 50 лет, когда мы поженились. Помню, вначале повёл он меня знакомить с братьями. Одна из невесток, Магда, отозвав меня в другую комнату, стала пугать театрально-громким шёпотом:

– Пожалей себя, не выходи за него замуж. Он со странностями. Неужели тебе нужен ребёнок-даун?

Я мельком взглянула на моего жениха и увидела, как Нугзар побелел от гнева. Но сдержался и ничего не сказал невестке.

Сидящая рядом с ним Бухула тут же вскочила и бросилась с лаем к Магде. Та завизжала:

– Убери свою ненормальную собаку! Когда только сдохнет это страшилище?! А если уж привёл, хоть намордник надень!

Нугзар отозвал Бухулу и стал тихо внушать ей, почёсывая за ухом:

– Нельзя сердиться на своих. Понятно, Бухула? Они свои и потому хорошие.

Бухула в знак согласия вильнула хвостом и, высунув розовый язык, часто задышала.

Потом, уже став официальной женой, я узнала, что обе невестки давно договорились о делёжке квартиры Нугзара, решив, что он никогда не будет иметь семьи. Моё появление поломало их планы.

Стали мы жить вместе: Нугзар, я, его мать Калтамзе, не узнававшая никого, и Бухула. Бухула чётко признавала Нугзара своим единственным хозяином и не разделяла любовь к нему на членов его семьи. Нас она просто вежливо терпела, как что-то, принадлежавшее хозяину.

Начало 90-х годов было сплошным кошмаром для всей Грузии. Хлебные очереди, дефицит электроэнергии, жуткая дороговизна, повальная безработица и война в Абхазии. Как-то я пошла в шесть утра занимать очередь за молоком для дочки. Нугзар лежал больной. Он подозвал Бухулу и тихо сказал:

– Иди охраняй её.

Бухула пошла следом за мной, держась на два шага сзади.

Пока я стояла в очереди, она тихо ждала в стороне, не реагируя ни на что вокруг и в то же время не спуская с меня глаз. Потом мы пошли назад. Вдруг прямо на меня выбежала стая бродячих собак и бросилась с лаем ко мне. Бухула как львица бросилась в самую гущу. Я побежала домой, слыша позади рычание, скрежет клыков и чей-то скулёж…

Бухулу, несмотря на мирный характер, преследовала людская неприязнь. Как-то её отравил один из наших соседей, когда она бегала во дворе. Нугзар её потом выходил с большим трудом, отпаивая драгоценным молоком. Обессиленная Бухула лежала на своей подстилке и то и дело лизала ему руки.

– Надо выяснить, кто это сделал, и показать ему как следует! – возмущалась я.

– У меня нет доказательств, – отвечал муж, не поднимая глаз. – Не хочу оскорблять никого подозрением.

Нугзар был редкой доброты и честности человек, совершенно не способный ко всему тому, что сейчас называют многообъёмным словом «бизнес». Люди часто пользовались его доверчивостью, пытаясь обмануть или что-то отнять. Иногда у них это получалось. А он потом делился со мной, сжимая от волнения свои бугристые кулаки:

– Какие у этого человека были лживые глаза! Я видел, что он мне врёт, и мне же было стыдно за него. Я просто ушёл. Боялся, что разозлюсь и дам по морде, не рассчитав своей силы. Кому много дано, с того много и спросится.

В другой раз сосед с пятого этажа, Амиран, попытался обманом захватить у Нугзара подвал. Разозлившись, что у него ничего не вышло, ещё и наорал на моего мужа:

– Недаром для всех ты гижи Нугзар! Недоделанный…

Муж, ни слова не говоря, сгрёб его, как котёнка, и с отвращением вышвырнул за дверь, сопровождаемый заливистым лаем Бухулы. С тех пор они не здоровались, а Бухула в знак солидарности норовила облаять соседа каждый раз, когда тот поднимался к себе наверх. Помню, я была с ребёнком в Кахетии, в своей деревне. Смотрю, приезжает Нугзар, на нём лица нет.

– Что с тобой? – говорю.

– Пока меня не было, Амиран увёз Бухулу за город и пристрелил её. Сам потом сказал. Мне назло.

И тут из его голубых глаз показались скупые слёзы. Таким я его никогда не видела.

– Что ты собираешься делать? – спросила я.

– Ничего. Не убью же его из-за собаки. Пусть нас Бог рассудит. Бухулу только жалко. Фактически из-за меня погибла…

Другую собаку мы заводить не стали. Нугзар, как и Бухула, был однолюбом.

ЖИТЕЙСКИЕ УРОКИ

Чужая земля

…Жили мы раньше в горах. Но из-за оползней пришлось спуститься в долину. Мой отец тогда работал в райкоме, и ему дали лучший участок для постройки дома и для виноградника. Тем не менее он всё-таки положил глаз на ухоженный виноградник Гриши Патаридзе.

Раньше вся земля считалась собственностью колхоза. Поэтому присвоить чужой участок не составляло большого труда. Председатель колхоза предупредил отца:

– Этот виноградник всегда принадлежал семье Патаридзе. Большевики отняли его у Гришиного деда. Тот в сердцах тогда сказал: «Пусть не будет в той семье мужчины, кто сможет выпить моё вино!» Участок всё равно отняли. У старика от обиды лопнуло сердце. Виноградник несколько раз переходил из рук в руки. Но всякий раз от него добровольно отказывались, потому что после каждого сбора винограда в семье нового владельца умирал кто-то из мужчин. В конце концов злосчастный участок снова вернулся к семье Патаридзе. Тогда внезапные смерти в деревне прекратились.

Мой отец всё это скептически выслушал и хмыкнул:

– Гриша и так состарился без жены и детей. Зачем ему виноградник?

В самом деле, Гриша был бобылём. При сборе урожая ему помогали соседи. Он хорошо зарабатывал, но в сберкассу никогда деньги не клал – раздавал направо и налево. Одному помог получить образование, другому – обзавестись семьёй и т.д. Взамен только просил:

– Как умру, не пожалейте слёз. Похороните по-человечески и нормальные поминки справьте…

Отец мой достиг-таки своего – отобрал у Гриши любимый участок.

Заплаканный Гриша не сказал ему ничего и через месяц во сне умер. Говорили люди – печаль по винограднику свела его в могилу.

Дорого стала моей семье эта несправедливость.

Отец на деньги от первого сбора урожая купил моему старшему брату машину. И… через две недели 26-летний неженатый парень погиб в аварии.

На второй сбор урожая погиб мой средний брат, 20-летний Вано. Надо же было такому случиться, что в его руках разорвалось ружьё, а пуля попала в сонную артерию!

Отец слёг с инсультом, всё жаловался на нехватку воздуха. Соседи в один голос твердили:

– Поверь, виноградник этот приносит несчастья. Пожалей детей. Лучше отдай.

На следующую осень отец мой скончался. Он просил перед смертью:

– Верните чужое.

Мы тут же отказались от проклятого участка. Хозяина ему так и не нашлось. Род Патаридзе прервался.

Теперь вся деревня обрабатывает этот виноградник, собирает урожай и заливает вино в марани (винный погреб. – М.С.) семьи Патаридзе. Потом берут оттуда кому сколько надо. Одним на праздники, другим – на похороны. Больше всего пьют это вино на Пасху, когда поминают забытых покойников.

Бидзина К.,март 2008 г.
 

Потерявшийся в лесу

Дед мой Николоз скончался четыре года назад в возрасте 102 лет. До конца дней он сохранял трезвый ум и ясную память. В молодости случилось с ним удивительное событие, которое полностью изменило его взгляды, да и весь жизненный стиль.

…Поверил он большевистской пропаганде и в 15 лет стал комсомольцем, а через четыре года – коммунистом. И, к сожалению, принял участие в разгроме церквей. Когда грабили один из храмов, он снял со стены икону Божьей Матери, чтобы бросить её в огонь. И вдруг из глаз Пресвятой Богородицы, как слёзы, потекло миро. Николоз завизжал и выбежал наружу с криком:

– Икона заплакала и со мной заговорила. Такое мне сказала, что вай, горе мне, несчастному, и каждому, кто осквернит Дом Божий!

Швырнул наземь оружие, разодрал на себе одежду и бросился в лес.

Родители и братья долго его искали в горах, но он как сквозь землю провалился. Нигде даже следа его не нашли.

Когда пропала всякая надежда, парень сам вернулся домой. И на все расспросы как воды в рот набрал, только твердил:

– Ничего не помню. Лучше ни о чём меня не спрашивайте.

С тех пор сторонился коммунистов. По деревне пополз слух: мол, Николоза икона с ума свела.

Сам он и не пытался рассеять эти слухи. На людях появлялся редко. Целыми днями пропадал в поле и на винограднике, работал. Где-то прятал часть заработанного. Причём собирал так старательно, что, если бы ему пришлось умирать от голода, тех денег он бы не коснулся. Правду сказать, никто из родных не знал, где он их прячет.

Потом женился – подыскали ему девушку-сироту. Бабушка Мариам никогда не жалела о своём супружестве. Иногда повторяла: «Хоть бы моим дочерям и внучкам достались в мужья такие же «сумасшедшие», как Николоз.

Когда народ стал постепенно возвращаться к Церкви, дед очень радовался, хотя сам ни разу не заходил в храм, говоря: «Я не достоин». Только перед смертью он раскрыл правду мне и моему двоюродному брату-священнику. Оказывается, когда он убежал в лес, там ему явились святые и Сама Пресвятая Богородица. Она сказала:

– Господь дал мне Грузию как мой удел. Даже если Дом (церкви) разрушите, всё равно не покину вас. Но не окажу грузинам и десятой части той милости, которую могла бы сотворить. И мучения ваши только удлинятся.

Потом ещё попросила:

– Может, как-нибудь вернёшь Мне Мой Дом?

И выяснилось, что дед всю свою жизнь мечтал построить хотя бы маленькую церквушку во имя Божьей Матери и потому собирал деньги.

Но собранная сумма настолько обесценилась от постоянных дефолтов, что он так и не смог этого сделать. Умирая, дал он моему двоюродному брату старый кисет с несколькими золотыми монетами и попросил:

– Я знаю, на это церкви не построишь. Но, может, от моего имени хоть ризу к иконе Божьей Матери закажешь…

Сергей Читанава, Январь 2009 г.
 

Ангел–хранитель

Мой отец погиб во время Отечественной войны. Я очень переживал то нищее положение, в котором находился, и решил стать карманником.

Ехал я как-то в трамвае, наметил себе одного раззяву. И уже собирался вытащить его бумажник, если бы не один священник. Он сидел и не сводил с меня глаз. Я ждал, пока он отвернётся, но он продолжал пристально на меня смотреть. В конце концов взял меня за руку, и мы вместе спустились на остановке. Когда мы остались наедине, он вложил мне в руку бумажную купюру, перекрестил меня и сказал:

– Пусть не оставляет тебя твой Ангел-хранитель.

– Какой ещё Ангел-хранитель?! – закричал я, вырвал руку, что было силы пнул священника по щиколотке и бросился наутёк.

Вернувшись домой, почувствовал себя больным. Три дня пролежал с высокой температурой без сознания. Всё это время от меня не отходил мальчик, одетый в белое. Он клал свою прохладную руку на мой горячий лоб, и я чувствовал облегчение. Я попросил его:

– Не уходи от меня.

– Как же я уйду от тебя? Я твой Ангел-хранитель. И тогда буду с тобой, когда другие тебя покинут. Но если защищу тебя, ты тоже должен мне помочь.

Потом добавил:

– Когда поправишься, пойди и извинись перед тем священником…

Выздоровев и снова начав ходить в школу, я вернулся на то место, где мы «расстались», и стал расспрашивать людей. После долгих поисков я всё-таки нашёл того священника. Он сразу меня узнал.

– Меня послал к вам мой Ангел-хранитель, чтоб я попросил прощения, – сказал я, отводя глаза.

…Может, я бы и не решился сейчас рассказать эту старую историю, если бы не один недавний случай.

Я уже разменял шестой десяток, когда попал в аварию – свалился на машине в ущелье и несколько дней пролежал без сознания в реанимации. Удивительно, но всё это время я видел около себя того самого светоносного мальчика, который за столько лет нисколько не изменился…

Бадри, март 2009 г.
 

Чужая тайна

Мне было 13-14 лет, когда один мой друг рассказал мне семейную тайну и попросил никому не говорить, а я в тот же вечер её разболтал. Пошёл вместе с дедом на мельницу. Идти молча по дороге мне надоело, и я от нечего делать рассказал секрет друга, да ещё и добавил:

– Я эту историю всем расскажу, и ребята лопнут от смеха. Тамаз не сможет даже носа показать в деревне!

Дед мой был очень спокойный человек. Услышав это, он вдруг бросил мешок на землю и залепил мне такую пощёчину, что в глазах потемнело. Потом, подождав, пока я перестану реветь, усадил меня на бревно и рассказал мне старую историю:

«Мой старший брат умер задолго до твоего рождения. Мы его часто вспоминаем и очень жалеем. Его звали Давидом. Погиб он трагически, и только потому, что раскрыл чужую тайну. Он был сперва комсомольцем, потом партийным. В 25 лет занимал большой пост. После революции коммунисты начали разрушать и грабить церкви. Не забыли и нашу церковь, превратив её потом в библиотеку. Старый священник о. Лаврентий закрылся в маленькой сторожке, наружу выходил редко. Соседи, как могли, помогали ему продуктами. Старик всех благодарил, но чаще всего раздавал даримое нуждающимся, говоря:

– Меня убивает духовный голод. Что это по сравнению с физическим…

Давид как-то среди ночи неожиданно появился у старика-священника. И обнаружил, что о. Лаврентий вырыл в келье землянку и там прятал спасённые иконы, устроив что-то вроде молельни.

Мой несчастный брат стал таскать старика за бороду. Монах обнимал его колени, умоляя:

– Не говори никому о моей тайне! Не предавай Господа! Не выдавай никому мои иконы, а со мной делай, что хочешь.

Давид, конечно, не стал его слушать, тут же вызвал милиционеров и отправил старика в тюрьму. А его сторожку облил керосином и поджёг своей рукой. Стоял и ждал, пока всё не превратится в кучу углей. Вот тогда и случилось чудо, которое наблюдали всего несколько человек.

На месте пожарища возник силуэт священника и человеческим голосом сказал:

– Чужую тайну в сердце похороните, а иначе так же жестоко будете наказаны, как Давид.

И пропал.

Все от страха окаменели.

А мой брат, вдруг облившись остатками керосина, вспыхнул, как большой факел, и сгорел заживо».

Так закончил дед свой рассказ. С тех пор у меня никогда не было желания выдавать чужие тайны…

Михаил, февраль 2009 г.
 

http://www.rusvera.mrezha.ru/588/15.htm